«Мастерство в изображении мира человеческих чувств в одном из произведений русской литературы XX века. (М.А.Шолохов "Поднятая целина2»

Долгое время классическим, хрестоматийным произведением о коллективизации, где автор проявил большое мастерство в изображении мира человеческих чувств, считался роман М. Шолохова “Поднятая целина”. Особую ценность роману придавал и тот факт, что он был написан сразу по горячим следам событий 30-х годов, завершившихся созданием нового колхозного строя. Поэтому на протяжении многих лет критика рассматривала “Поднятую целину” как наиболее правдивое художественное отображение процесса коллективизации, утверждающее победное торжество колхозного строя. Сейчас, в связи с обнародованием многих трагических фактов и материалов о той страшной эпохе, естественно, изменилось и отношение к роману, который теперь рассматривают как произведение, давшее неполную, упрощенную и искаженную картину русской деревни 30-х годов Но это не умаляет идейно-художественной ценности шолоховского романа. Наоборот, многие хорошо известные сцены и эпизоды “Поднятой целины” получают сегодня иное осмысление и оценку, ибо рассматриваются с точки
зрения не классовой, а общечеловеческой морали. Например, когда Шолохов описывает сцену раздачи бедноте вещей раскулаченных, то она вызывает не чувство торжествующей радости, как утверждали советские критики, а боль и жалость к плачущим детям и их матерям, у которых отбирают заработанное тяжким трудом добро. Именно так воспринимает это событие Андрей Размётнов, которого принято было ругать за мягкотелость, отсутствие коммунистической принципиальности, беспощадной ненависти к классовому врагу.
Суть того, что происходило на донской земле в “год великого перелома”, ясна и без комментариев. Ведь Шолохов прибегает в романе к спасительному объяснению беззаконий и репрессий, творимых в деревне, “перегибами” местных властей, которые исказили “мудрую и гуманную” политику коммунистической партии. Особую роль в этом играет в “Поднятой целине” статья Сталина “Головокружение от успехов” (1930) Она совершает настоящее чудо — отвращает казаков от восстания против советской власти, которое хотел поднять есаул Половцев.
Эту мысль легко подтвердить цитатой из романа, воспро изводящей слова казаков, обращенные к врагу “Власть наша хуторская надурила, кое-кого дуриком в колхоз вогнали, много середняков окулачили Ить наш председатель Совета так нас зануздал было, что на собрании и слова супротив него не скажи и порешили мы все через ту статью в газете “Правда” не восставать”
Шолоховский роман, видимо, создавался скорее как учебник новой жизни, как ее образец, положительный пример, к которому должны стремиться жители самой передовой страны Поэтому вполне можно поверить свидетельствам о том, что в деревнях “Поднятую целину” читали с упоением, отнюдь не отождествляя представленную в ней картину с реальностью, в романе Шолохова видели ту светлую жизнь, о которой тщетно мечтали, к которой стремились “Поднятая целина” была трагической попыткой воспеть невоспеваемое, идеализировать действительность В ней наглядно проявилось противоречие между большим художественным талантом и сковывающей его идеологической схемой, которая отразилась и в композиции романа
Вспомним его начало Почти одновременно в Гремячий Лог въезжают казачий есаул Половцев, враг советской власти, который пытается вовлечь хуторян в контрреволюционное восстание, и слесарь Давыдов с благородной и гуманной миссией — создать в Гремячем Логу крепкий колхоз Контрастность целей идейных противников подчеркивает то, что коварный враг Половцев скачет в хутор ночью, трусливо скрывая свое лицо, а коммунист Давыдов приезжает в Гремячий Лог ясным, солнечным днем Эта зримая деталь должна была наглядно продемонстрировать низость целей одного героя и благородство другого
Кроме того, уже начало романа четко определило его основной конфликт — ожесточенную классовую борьбу коммунистов с контрреволюционерами, отодвигая на задний план кричащие проблемы, сопровождающие сплошную коллективизацию Вне поля зрения автора оказались, таким образом, идущие на север эшелоны со спецпереселенцами, голодные толпы мужиков, искалеченные судьбы детей “кулаков” Значит, жесткая идеологическая схема заведомо обрекала роман на неполную, урезанную правду о времени Но благодаря замечательному таланту писателя эта правда все-таки просочилась в роман, отразив основные драматические обстоятельства, имевшие ключевое значение в процессе коллективизации Правда они изображаются автором не во всем объеме и полноте Например, только пунктиром обозначены наиболее резкие, насильственные действия руководителей и инициаторов коллективизации во время раскулачивания Особенно ярко это проявляется в образе коммуниста Макара Нагульнова Чего стоят его откровенные признания о собственном способе агитации за колхозы “Я
за колхоз как агитировал"? А вот как кое-кому из наших злодеев, хотя они и середняки числются, прямо говорил “Не идешь в колхоз? Ты, значит, против Советской власти? В 19-м году с нами бился, супротивничал, и зараз против? Ну, тогда и от меня миру не жди Я тебя, гада, так гробану, что всем чертям муторно станет” Говорил я так? Говорил И даже наганом по столу постукивал” Что ж, к этому способу агитации добавить нечего Такие “рыцари революции”, как Нагульнов, своей нетерпимостью к собственнику, фанатичной преданностью идее мировой революции доводят до логического конца насильственную политику правительства по отношению к крестьянству, которая прикрыта ласковостью и деликатностью Давыдова или Ванюшки Найденова Но они, в сущности, делают одно дело — отнимают хлеб у тружеников земли, выполняя спущенный сверху план
Зловещая правда 30-х годов прорывается, например, в таком эпизоде романа “Андрей неотрывно смотрел в лицо Нагульнова, одевавшееся мертвенной пеленой Неожиданно для Давыдова он быстро встал, и тотчас же, как кинутый трамплином, подпрыгнул Нагульнов “Гад' — выдохнул звенящим шепотом, стиснул кулаки — Как служишь революции?' Жа-ле-ешь? Да я Тысячи станови зараз дедов, детишков, баб Да скажи мне, что надо — их в распыл Для революции надо Я их из пулемета всех порешу'” — вдруг дико закричал Нагульнов, и Ерогромных расширенных зрачках его плесканулось бешенство, •на углах губ вскипела пена, Макар забился в припадке”
Никакие справедливые и высокие слова советских лозунгов, душевные, доверительные беседы Давыдова с хуторянами не могли прикрыть того бесспорного факта, что ради абстрактного, мифического счастья всего народа производилось безжалостное истребление конкретных людей, составляющих тот же народ
О том, что происходило обесценивание человеческой жизни в эпоху раскулачивания и сплошной коллективизации, говорят действия Нагульнова, который, пользуясь доверенной ему властью, избивает единоличника Григория Банника и под взведенным курком нагана заставляет его дать расписку с обязательством вывезти семенной хлеб в колхозный амбар С той же целью он арестовывает трех колхозников и держит их ночь под замком.
Действия Нагульнова в романе Шолохова получают осуждение, но и героев, и автора не устраивают в основном их внешние проявления при абсолютной правоте той идеи, которая им руководит. Эта идея нередко вступала в противоречие с нормальными, естественными человеческими чувствами, рождая трагическую раздвоенность сознания героев, что особенно рельефно проявилось в образе Андрея Разметнова. Член гремя-ченской партячейки, верящий в правильность курса партии на сплошную коллективизацию, он тем не менее не в состоянии заглушить в себе жалость к детям раскулаченных. Разметнов — тонко чувствующая, добрая натура. Отсюда его обостренная впечатлительность и чуткость, помогающие ему неосознанно ощутить жестокость и несправедливость происходящего. Именно это заставляет его прийти в сельсовет и сказать: “Больше не работаю... Раскулачивать больше не пойду”. Поведение Разметнова расценивалось советской критикой как проявление несознательности, наивности, недостатка ума. Другое дело — Нагульнов. Он при всех своих перегибах “
гораздо сознательнее и принципиальнее” мягкотелого, жалостливого Разметнова, так как понимает необходимость беспощадной классовой борьбы. Такая идеологизированная трактовка образов “Поднятой целины” неприемлема в наши дни. Сейчас, пожалуй, именно переживания и поступки Разметнова кажутся наиболее близкими гуманистическому осмыслению трагедии, развернувшейся в “год великого перелома”.
Верный жизненной правде, Шолохов не дает в романе победно-оптимистической картины благополучия и процветания гремяченского колхоза. В финальных страницах произведения нет ощущения того, что сбылись надежды и чаяния хлеборобов. Автор даже избегает разговора о конкретных результатах деятельности колхоза. Например, здесь нет ни слова об урожае, то есть автор как бы стыдится в полный голос трубить о победе колхозного строя. Поэтому представление о торжестве политики партии в деревне создавалось во многом благодаря названию. Жизнь крестьянства сравнивалась с необработанной, нераспаханной целиной, таящей в себе могучие силы и возможности. Такие силы, безусловно, в обществе были. И сейчас они пробиваются наружу, чтобы понять и переосмыслить трагедию переломного времени, круто изменившую сложившийся жизненный уклад.