«Пересказ сцены «Вальпургиевой ночи» в драме «Фауст»»

Сцена «Вальпургиевой ночи» начинается с постепенного восхождения Фауста, Мефистофеля и Блуждающего огонька на гору Брокен, где собираются на свой шабаш ведьмы, колдуны, все дьявольские силы.

Первоначально Гете намеревался показать, как его герои добираются до вершины Брокена, где находится сам Сатана, руководящий своими подданными. Хотя Гете написал этот эпизод шабаша, в окончательный вариант он его не включил. Он должен был находиться примерно посредине нынешнего текста «Вальпургиевой ночи». Рукопись эпизода сохранилась. В нем изображается, как Сатана устраивает смотр своей нечестивой паствы и поучает ее на свой бесовский лад уму-разуму. Эта опущенная сцена приводится в переводе Н. Холодковского (с маленькими поправками):

* Сатана Козлы все правее. Все козы — левее!
* Пусть эти воняют, А те обоняют!
* Козлы, еще гаже,— В вас, козы, конечно,
* Нуждались бы вечно!
* Дна чудные дара Вам милы всегда:
* Блестящее злата И большая …
* Одно «се дает нам. Все тонет в другой;
* Кто оба имеет, Избрал путь благой.

Голос

* Что молвил владыка?
* Стою я далече,
* Неясно я слышу
* Премудрые речи;
* Темно мне ученье,
* Не мог я схеатитъ
* Природы и жизни
* Священную нить.

Сатана (обращаясь налево)

* Два дивные дара Вам счастье дают;
* Блестящее злато И крепкий … О женщины?
* Злато Любите сверх тер, Но больше, чем злато.
* Цените вы …

Голос

* Стою я далече И слух навостряю;
* Но все же из речи Я много теряю.
* Кто ясно мне скажет, Поможет схватить
* Природы и жизни Чудесную нить!

Мефистофель (К молоденькой девушке.)

* Зачем, малютка, ты так плачешь там? Не место здесь, на празднике, слезам.
* Тебя толкают? В давке слишком тесно?

Девушка

* Ах, нет! Владыка что-то интересно О золоте, о … о …
* Сказал, и радость вижу я везде. Понятна, верно, взрослым лишь беседа?

Мефистофель

* Ну, перестань, дитя мое, рыдать: Когда ты хочешь сатану пенять,
* Пошарь в штанах ты у соседа.

Сатана (Прямо перед собой.)

* Вы, девушки, стали
* Как раз посредине
* Вот лучшее средство,
* Чтоб счастью помочь.

Читатель, конечно, сам догадался, почему Гете не включил эту сцену в окончательный текст. Хотя, как мы помним, даже Шлллер допускал грубости в «Фаусте», эта сцена, надо полагать, самому Гете показалась превосходящей меру эстетически допустимого. Но как он мог вообще написать ее, спросят иной читатель. Ответ напрашивается такой. Гете всегда и во всем был шире, чем обычно предполагают. Он не боялся неприличностей, и речах Мефистофеля они встречаются не раз. В устах этого циника они уместны. Неприличности «Вальпургиевой ночи» — отнюдь не игра нездорового воображения поэта. Они коренятся в традициях народа. Это одно из проявлений того, что М. Бахтин определил как народную сме-ховую культуру, цля которой весьма характерно юмористическое обыгрывание человеческого «низа». Гете был хорошо знаком с этой традицией, в крестьянской среде, в ярмарочных развлечениях горожан. Подчеркнутый антиэстетизм приведенного эпизода был логическим завершением «варварских» элементов «Фауста». Едва ли читатель посетует на то, что поэт отказался включить этот эпизод в произведение. Но небезынтересно знать, что а процессе творчества мысль Гете приняла такое направление, которое только на первый взгляд может показаться неожиданным. На хрестоматийного Гете это непохоже, подлинному Гете была доступна и такая игра фантазии.