«Реалистическая достоверность изображённых событий в рассказе «Матренин двор»»

Фигура Солженицына заметно выделяется на фоне литературной истории ХХ века. Этот писатель занял в духовной культуре современной России особое место. В 1960-е -1980-е гг. именно Солженицын воспринимался в России как воплощение совести нации, как нравственный высший авторитет для современников. Подобная авторитетность в сознании русского человека издавна связывалась с независимостью по отношению к властям и с особым “праведническим” поведением - смелым обличением общественных пороков, готовностью гарантировать правдивость своей “проповеди” собственной биографией, серьёзнейшими жертва-ми, приносимыми во имяторжества истины. Одним словом, Солженицын относится к тому редкому в ХХ веке типу писателей, который сложился в русской литературе прежнего века - к типу писателя - проповедника, писателя - пророка, писателя - исследователя русского характера человека.

Его интересует сам народный характер и его существование ” в самой нутряной России - если такая где-то была, жила”, в той самой России, которую ищет повествователь в рассказе “Матрёнин двор”. В этом рассказе авторская цель реализуется в разработке двух образов - рассказчика и главной героини. Сюжет концентрируется вокруг события, происшедшего “На сто восемьдесят четвертом километре от Москвы по ветке, что идет к Мурому и Казани”. Оно стало настолько заметным, что “с добрых полгода после того все поезда замедляли свой ход”, потому что “машинисты знали и помнили”. Помнил его и рассказчик, повествование о судьбе которого является важной составной частью сюжета. Он прошёл путь к “Матрёниному двору” “из пыльной горячей пустыни”, где “задержался… годиков на десять”.

Осуществить свою мечту вернуться в “нутряную” Россию ему удаётся, когда в стране начало “что-то… страгиваться”. Долгие годы испытаний не поселили в душе рассказчика обиды на Россию, не оставили в ней злого следа. Его влечёт в “тихий уголок”, где “ниоткуда не слышно радио и всё в мире молчит”, и потому можно расслышать слова, “те самые, за которыми потянула… тоска из Азии”, от смысла которых “веселела душа” и становилось ясно, что нужно делать, чтобы было “не обидно бы жить и умереть”. Поиски его ведут в глубинку, ” подальше от железной дороги”, где за “лихими”, “дремучими, непрохожими лесами” могла сохраниться исконная русская душа. Но и по этой древней стороне прокатилось безжалостное колесо истории, сравнявшее с землей “изрядно гектаров леса”, изуродовавшее русский язык и деревенский уклад быта. Веря в то, что “успокоение”, “просветление” надо искать в “кондовой России”, рассказчик готов отправиться ещё “подале”. В прямом смысле - найти деревню “поглуше”, в переносном - заглянуть в глубины народного сознания.

Судьба его приводит к “одинокой женщине лет шестидесяти “, бедной и измотанной “чёрным недугом”, у которой он по воле обстоятельств вынужден снимать комнату. Своё согласие с таким “жребием” рассказчик объясняет не только желанной тишиной в “темноватой избе”, но и той особой жизнью, которую он почувствовал в ней. Наблюдая за повседневной нищенской, непритязательной жизнью Матрёны Васильевны, рассказчик видит её несоответствие духовному настрою героини. Как и у него самого, “много было у Матрёны обид”, с ней “наворочено было много несправедливостей”. Год за годом, многие годы, ниоткуда не зарабатывала она ни рубля. Пенсию ей не платили. А в колхозе она работала не за деньги - за “палочки”.

Едой ей служила “картовь необлупленная”, или суп “картонный”, или каша ячневая. Но, привыкнув “не в еде находить смысл…существования”, она остаётся “простодушной”, “доброжелательной”, “лучезарной”, “просветлённой”. Главным в её характере является доброта, побеждающая в её душе все тяготы и заботы. Никакие “враги” не могли на-долго “омрачить” её настроение. “Верным средством вернуть” внутренний свет была для неё работа, ощущение, что её жизнь включена в общий “закономерный порядок” земных дел. Созвучие мировой гармонии - источник независимости от людской “суеты”, за которую часто “как будто ей было совестно”.







Однако при этом “свой черёд дел ” она готова была прервать ради колхоза, к которому “теперь не присоединена”, “любой родственницы дальней или просто соседки”. Всё это она делала бескорыстно (”Не берёт она денег”), “без тени зависти”, хотя, когда к ней “врывалась… тяжёлая немочь”, и она “сутками лежала пластом”, помогать ей по хозяйству приходила только её давняя подруга. Героиня находится как бы вне общества, сливаясь с природой, сохраняя исконно русский уклад быта.

Темнота, необразованность, суеверия соединяются в ней с искренней религиозностью, смирение, боязнь показаться “барыней” - со сказочной силой и удалью. Все эти качества были не раз проверены жизнью, о чём “не подозревал” рассказчик, видя “Матрёну сегодняшнюю, потерянную старуху”. Когда он и его хозяйка “привыкли” друг к другу, героиня становится откровенней, и перед “постояльцем” оживает её прошлое: “неяркая”, “убогая” жизнь вспыхивает целым спектром красок: юность, любовь, разлука, война, “перевернувшийся” от двух революций свет, замужество и возвращение первого жениха, смерть шестерых детей, другая война, отнявшая мужа, воспитание Киры, младшей дочери бывшего суженого. Умиротворенность оказывается зыбкой, и вскоре внешние, “видимые” механизмы жизни приходят в движение. Родственники, опережая события, начинают делить “добро” Матрёны, разбирая “отдельный сруб горницы” “по рёбрышкам”, чтобы везти к Кире в Черусти.

Героиня оказывается в центре вечного противостояния добра и зла, пытаясь “совестью своей”, самой жизнью соединить края пропасти. Кульминацией всей этой ситуации является момент гибели Матрёны на переезде. Рассказчик последний раз видит её лицо согретым отсветом “красного морозного солнца”. Чувствуя себя “потерянной”, испытывая тревогу за то, “чего теперь будет”, Матрёна всё равно пытается восстановить “лад” общей жизни, внося свой светлый вклад в дело, затеянное “ломателями - не строителями”, для которых “добро” - понятие материальное. Так же, как когда-то в минуту опасности прежде всего, подумала о том, что “так любила” (”… проснувшись… ночью в дыму, не избу бросилась спасать, а валить фикусы на пол (не задохнулись бы в дыму)”), теперь героиня пошла помогать тем, кто лишает её последнего пристанища.

Среди своих односельчан Матрёна остаётся “не понятой”, “чужой”. Только в авторском восприятии выявляется значение этой “смешной, по-глупому работающей на других бесплатно”, не гнавшейся “за обзаводом”, не скопившей”имущества” женщины. Оно состоит в её способности сохранить своё человеческое в столь недоступных для этого условиях. Народная мудрость становится основой для оценки героини: “… она тот самый праведник, без которого, по пословице, не стоит село”.

Реалистическая достоверность изображённых событий накладывает особый отпечаток на образ Матрёны - её жизнь является не только символом праведности, но и ощутимым подтверждением исконно доброй сущности национального характера.Это даёт основание рассказчику для завершающего обобщения, выводящего повествование из глубины “нутряной России” на просторы “всей земли нашей”. Вся она “стоит” на правде, скрытой, непонятой, кажущейся глупой и смешной, но единственно важной в её исторической судьбе.