«Без праведников нет России»

Россия богата не только безгранич­ными просторами, плодородными землями фруктовыми садами, но и незаурядными людьми, праведника­ми, одаренными чистой, божествен­ной энергией.

Они смотрят на нас ясными прони­цательными глазами, будто загляды­вают в душу, да так, что ничего от них не скроешь. Праведники жертвуют многими жизненными благами ради чистоты души, с радостью помогают окружающим достойно преодолеть все невзгоды, выйти победителем из борьбы с самим собой, духовно очис­титься.

И что бы о них ни говорили, сколько бы ни удивлялись их неприхотливос­ти, на русской земле всегда найдется место таким людям, ибо они пропове­дуют правду.

Железная дорога черной змейкой убегает за горизонт, по ней все так же проносятся поезда, где-то быстрее, где-то медленнее. Но «на сто восемь­десят четвертом километре от Моск­вы по ветке, что идет к Мурому и Каза­ни, еще с добрых полгода после того все поезда замедляли свой ход».

Нет, пути уже давно починили, и, пройдя переезд, поезд опять набирал скорость. Только машинисты знали и помнили, отчего это все. Да Игнатич, повествующий о той горько-неле­пой трагедии.

«Матренин двор» - это рассказ о беспощадности человеческой судь­бы, злого рока, о глупости советских порядков, о жизни простых людей, о жизни в социалистическом государ­стве. Этот рассказ, как замечал сам автор, «полностью автобиографичен и достоверен», отчество рассказчи­ка - Игнатич - созвучно с отчеством А. Солженицына - Исаевич.

Действие происходит в 1956 году, через три года после смерти Сталина. Люди еще не знают, как жить дальше: из «пыльной горячей пустыни» бес­численных лагерей они попадают «просто в Россию», чтобы навсегда затеряться где-нибудь в средней по­лосе - «без жары, с лиственным ро­котом леса».

Еще год назад, вернувшись из неволи, человек мог устроиться разве что носилки таскать. Даже электриком на порядочное строительство его бы не взяли. А теперь извольте — можете учительствовать.

В отделе кадров, куда следовало об­ратиться по вопросу трудоустройства, «кадры уже не сидели за черной кожа­ной дверью, а за остекленной перего­родкой, как в аптеке».

Воздух был просто наэлектризован свободой.

В тот год быстрых перемен рассказ­чик возвращается в новый мир из тех краев, откуда еще недавно живым ма­ло кто мог вернуться. Устроился он учителем в местечке, «где не обидно бы и жить и умереть», в Высоком По­ле. Ночью лишь тихий шелест ветвей по крышам, днем ниоткуда не слышно радио и все в мире молчит.

Но человек нуждается каждый день в завтраке и обеде, а хлеба в Высоком Поле не пекли, да и ничем съестным не торговали. Что ж, благородные ра­ботники отдела кадров смилостиви­лись над рассказчиком и направили его в Торфопродукт. В этом поселке смешались две эпохи — «однообраз­ные худо штукатуренные бараки трид­цатых годов и, с резьбой по фасаду, с остекленными верандами, домики пятидесятых».

Но жители и тех, и других в равной степени вдыхали вонь и копоть из фаб­ричной трубы. Вот куда может завести мечта о тихом уголке России! Но лучше свободно вдыхать фабричные выхло­пы, чем наслаждаться красотами при­роды за колючей проволокой.

На торфяном поселке скитания рас­сказчика не закончились. Судьбе было угодно, чтобы остановился он в сосед­ней деревушке с ничего не говорящим названием — Тальново, в доме «с че­тырьмя оконцами вряд на холодную не красную сторону и с украшенным под теремок чердачным окошком».

Построили избу давно и добротно, на большую семью, а жила в ней те­перь одинокая женщина лет шестиде­сяти. Безмолвную, с кругловатым желтым, больным лицом хозяйку зва­ли Матрена.

О ней мы узнаем гораздо больше, чем о рассказчике. Эта женщина с не­затейливым, деревенским именем много работала, несмотря на бо­лезнь, работала бесплатно: «не за деньги — за палочки». Пенсию ей не платили. У Матрены в избе жили кол­ченогая кошка, подобранная из жало­сти, мыши и тараканы.

«Но не потому были мыши в избе, что колченогая кошка с ними не справля­лась — она как молния за ними прыгала в угол и выносила в зубах. А недоступ­ны были мыши для кошки из-за того, что кто-то когда-то оклеил Матренину избу зеленоватыми обоями, да не про­сто в слой, а в пять слоев. Друг с другом обои склеились хорошо, от стены же во многих местах отстали — и получилась как бы внутренняя шкура на избе. Меж­ду бревнами избы и обойной шкурой мыши и проделали себе ходы и нагло шуршали, бегая по ним даже и под по­толком».

Солженицын описывает деревен­ский быт с изрядной долей иронии. Матрена Васильевна избу не жалела ни для мышей, ни для тараканов, ибо в шуршанье мышей, непрерывном, как далекий шум океана, шорохе тара­канов не было ничего злого, не было лжи. Шуршанье было их жизнью.

Матрена отличалась трудолюби­ем — вставала в четыре-пять утра, «тихо, вежливо, стараясь не шуршать, топила русскую печь, ходила доить ко­зу, по воду ходила и варила в трех чу­гунках».

Наверное, жребий Матрены был жить в то время, когда люди работали бескорыстно, не думая о пенсии. А деньги и награды получал тот, кто о высоких результатах докладывал.

Матрена никому не могла отказать в помощи — без нее ни одна пахота огорода не обходилась. Денег она не брала, получала удовольствие, при­лив сил от работы.

Матренина покорность шла от серд­ца. Она не прислуживала, но служила окружающим, всегда была готова по­делиться последним. Матрена Васи­льевна — человек не от мира сего. Ее дети умерли в младенчестве, на войне без вести пропал муж. Ей долго не оформляли за него пенсию.

И все же женщина не озлобилась, осталась радушной, открытой и бес­корыстно отзывчивой. Матрена у Со­лженицына — воплощение идеала русской крестьянки. Ее облик подо­бен иконе, жизнь — житию святой. Ее дом — сквозной символический об­раз рассказа — как бы ковчег библейского праведника Ноя, в котором он

спасается от потопа вместе с семьей и парами всех земных животных, что­бы продолжить род людской.

Матрена — праведница. Житие святой должно завершаться счастливой смер­тью, соединяющей ее с Богом. Однако смерть героини горько-нелепая.

Брат покойного мужа, алчный старик Фадей, принуждает Матрену отдать ему ее горницу. Безотказная Матрена остро ощущает вину перед Фадеем — незадолго до первой мировой войны она стала его невестой, но, уверен­ная, что тот погиб на фронте, вышла замуж за Фадеева брата. Потеря гор­ницы и внезапная пропажа кошки предвещают гибель дома Матрены и ее смерть. Быть может, она и пред­чувствовала неладное — боялась по­жара, боялась молнии, а больше все­го почему-то — поезда. Под поезд она и попала.

Гибель героини символизирует жес­токость и бессмысленность мира, в котором она жила.

Первоначально рассказ назывался «Не стоит село без праведника» — по русской пословице. Праведница-кре­стьянка жила в окружении недоброже­лательных и корыстных колхозников. Их убогая и несчастная судьба мало чем отличалась от существования ла­герных узников. Они жили по искони заведенным порядкам.

Даже после смерти Матрены, сде­лавшей для всех так много добра, со­седи не особенно переживали, хотя и плакали, в избу шли с детьми, будто на спектакль. «Те, кто считал себя по­койнице роднее, начинали плач еще с порога, а, достигнув гроба, накло­нялись голосить над самым лицом усопшей».

Плач родственников был «своего ро­да политикой» — в нем каждый изла­гал свои собственные мысли и чувст­ва. И все эти причитания сводились к тому, что «в смерти ее мы не винова­ты, а насчет избы еще поговорим!»

Рассказ «Матренин двор» невоз­можно читать без слез. Эта грустная история праведницы-крестьянки не художественный вымысел автора. От­того с таким сопереживанием и гор­достью читается рассказ — ведь оста­лись еще на земле русской праведни­ки, без которых не стоит ни село, ни город, ни вся земля наша.