«Пейзаж в романе И. С. Тургенева «Дворянское гнездо»»

Иван Сергеевич Тургенев вошел в нашу литературу как мастер лирического пейзажа. Уже «Записки охотника» подтверждают это. Мы помним наиболее яркие картины природы в таких рассказах, как «Бежин луг» и «Лес и степь».

Таким образом, мы видим, что природа еще в «Записках охотника» была для Тургенева не фоном, не декоративной картиной и, тем более, не условным пейзажем. Это какая-то живая стихийная сила, которую писатель детально и пристально изучает.

Но «Записками охотника» не завершается это изучения, а, вероятно, только начинается. В 1859 году в своем романе «Дворянское гнездо» писатель снова возвращается к пейзажам родной земли.

Перед нами роман о глубокой любовной драме, постигшей Лизу Калитину и Федора Ивановича Лаврецкого. Тургенев четко понял, как необходимы здесь пейзажные зарисовки и природа вообще. Ведь любовь — самое теплое и гуманное из чувств, существующих в природе, она естественна, как вся природа и все живое в ней. Поэтому такое чувство просто неотделимо от могучих сил живой природы.

И в этом романе природа не фон и декорации, а животрепещущий организм, влюбляющийся и страдающий вместе с главными героями. Так, влюбленные находят поддержку и понимание от самой окружающей их природы, а не только от Лемма и Марфы Тимофеевны Тестовой.

Показательно вообще, что никакие другие образы, кроме Лизы и Лаврецкого, не подаются в таком близком родстве с природной стихией. Ведь в своих чувствах они естественны, искренни и красивы. Мы нигде в романе не найдем Гедеоновского или Паншина в столь лиричных описаниях. А все потому, что в них все наиграно, начиная с заученных фраз и кончая движениями рук. Все в них постоянно, полнейший застой в их развитии бросается в глаза.

Неслучайно автор говорит нам о Паншине: «Он постоянно рисовал один и тот же пейзаж». Человек, тонко чувствующий природу, истинный художник, никогда бы не удовлетворился одним каким-то наброском.

Тургенев доказывает нам это своими же пейзажами. В них можно найти что-то общее, но они всегда разные, они всегда независимы один от другого.

Так, при прочтении романа можно заметить, что вся атмосфера «Дворянского гнезда» проникнута настроением увядания, исполнена поэзии заката. И пейзаж-то романа по преимуществу вечерний, закатный. Такой картиной и открывается роман: «Весенний, светлый день клонился к вечеру, небольшие розовые тучки стояли высоко в ясном небе и, казалось, не плыли мимо, а уходили в самую глубь лазури». Какая теплота чувствуется в этих строках! Какая авторская любовь ощущается! Подобное начало опять возвращает нас к первым опытам Тургенева-пейзажиста, очерку «Бежин луг». Там тоже повествование открывается описанием светлого дня.

Нередко перед нами предстает пейзаж ночной, освещенный лунным сияньем и мерцающими звездами: «Звезды исчезали в каком-то светлом дыме; неполный месяц блестел твердым блеском; свет его разливался голубым потоком по небу и падал пятном дымчатого золота на проходившие близко тонкие тучки; свежесть воздуха вызывала легкую влажность на глаза, ласково охватывала все члены, лилась вольною струею в грудь». Заметим, как тут изображена природа: как что-то живое, даже ощущаемое человеком.

Обратим внимание на составляющие пейзажа: днем это обязательно небо, облака или тучки, ночью перед нашими взорами встает звездное небо, на котором плывут тучки.

А какие цвета использует при этом Тургенев, какие метафоры и эпитеты! «Розовые» тучки, «бледно-голубое небо», глубь «лазури», «голубой поток» месяца и множество других цветов и оттенков. «Пятном дымчатого золота» называет Тургенев падающий от луны свет, «тонкий туман» сравнивает он с молоком.

Но природа в пейзажных зарисовках так подается Тургеневым, что мы не только ее видим и осязаем, как герои произведения, но и обоняем, чувствуем. Даже запахи не ускользают от Тургенева: «…Тонкий туман разливался молоком в воздухе и застилал отдаленные леса: от него пахло гарью». А если постараться и прислушаться, то можно услышать, как «красноватый высокий камыш тихо шелестел» и как «широкой волной вливалась в окна, вместе с росистой прохладой, могучей, до дерзости звонкая, песнь соловья».

Тишина при всем этом постоянно наполняет пейзажные картины: природа величественна и спокойна. Так, в ночное свидание Лизы и Лаврецкого «ночь была тиха и светла, хотя луны не было». Или когда Лаврецкий в Васильевском, «тишина обнимает его со всех сторон, солнце катится тихо по спокойному синему небу, и облака тихо плывут по нему». В одном слове «тихо» писатель умело сочетает и неторопливость, и беззвучность.

Но при всем своем спокойствии природа небездейственна. Наоборот, всей в ней — для людей, в частности, Лизы и Лаврецкого. В счастливый вечер признание Лаврецкого в саду «для них пел соловей, и звезды горели, и деревья тихо шептали, убаюканные и сном, и негой лета, и теплом».

Картины природы в романе как бы поддерживают основную тональной настроении главных героев. Смена светлых и темных красок в природе попеременно происходит в соответствии с переменами в судьбах героев. Картина дороги, убегающей вдаль, по которой едет Лаврецкий в Васильевское, гармонирует с его грустными воспоминаниями о мелькнувшей надежде на счастье, о тягостном прошлом. И все же «русская картина навевала на его душу сладкие и в то же время почти скорбные чувства, давила грудь его каким-то приятным давлением». Или когда влюбленный Лаврецкий проводил отъезжающих из его имения Калитиных, он чувствует в себе новую, расцветающую жизнь и испытывает наслаждение. Чувства и природа неразделимы. Описание «невольной благодарной улыбки» Лаврецкого сменяется описанием ночи, «безмолвной и ласковой». Возникает такое чувство, будто благодарен-то наш герой, прежде всего, самой природе и этой столь прекрасной ночи.

Безусловно, бросается в глаза полнейшая гармония человека с природой. Мы никогда не найдем в романе упоминаний, чтобы герои хоть когда-нибудь были недовольны ею. Они никогда не сетуют на природу, потому что она сопереживает, если переживает герой, и радуется, если человек счастлив. Взять хотя бы пейзаж в эпизоде моления Лаврецкого и Лизы в церкви. Лиза «приветствовала его с веселой и ласковой важностью». Удовлетворение и радость героев от очищения перед Богом передается и создаваемый пейзажной зарисовкой: «солнце ярко освещало молодую траву на церковном дворе, пестрые платья и платки женщин…; воробьи чирикали по заборам».

Холод увядающей жизни не раз охватывает стареющего Лаврецкого, но горячая вера в «молодое поколение», «молодые силы» спасает тургеневского героя от мрачного пессимизма. Роман неслучайно завершается символической картиной прихода весны, картиной оживающей и обновляющейся природы. Это не только возрождение природы, пробуждение ее, это рождение новой жизни, счастливой и полной любви и радости, — молодой жизни.

Мы видим, что в романе «Дворянское гнездо» чудесно сливаются пейзажные зарисовки и картины человеческого счастья. Любовь и прекрасное в природе постоянно сопровождается и музыкой: это либо пение соловья в вечернем саду, либо музыка Лемма, окрыляющая Лаврецкого, либо сочинения известных композиторов мира. И любовь, и музыка, и природа в романе глубоко лиричны. Но, в первую очередь, именно красота русских пейзажей сообщает роману удивительный лиризм, что и становится отличительной особенностью творчества Тургенева, вообще, и «Дворянского гнезда», в частности.

Лиризм Тургенева достигает здесь такой же высоты, такой же задушевности и, вместе с тем, такой же «светлой печали», какие присущи лирическим шедеврам Пушкина и Лермонтова. И, прежде всего, именно пейзаж всегда позволял достичь этого. В романе Тургенева он живет и изменяется. Неизменна только его красота и поэтичность.