«Надуманный мир (А. Платонов, «Котлован»)»

Исследователей «поражает близость» Платонова к китайскому утописту Ли Шипэю, спроектировавшему общество «равной затраты физических сил», в котором неравенство людей преодолевается через «возрастную регламентацию работ и профессий (в 21 год все строят дороги; в 23-26 — дома; в 46-50

— все учат или лечат и т. д.)». По сути дела, многие критики того времени сходятся в том, что считают писателя приверженцем социальной идеи, но одни видят в этом мировоззренческую силу художника, другие — его трагедию.

Эти концепции отражают невольное стремление части исследователей к созданию новых мифов. Права И. Борисова, справедливо подчеркнув несостоятельность платоновских «самосожженцев»: «Виртуозы -мастера, гениальные изобретатели и самозабвенные борцы за всеобщее счастье, в изображении которых Платонов не знал ни устали, ни повторов, пройдя сквозь огненные трубы своего вдохновения и его реализации, обнаруживают тщетность своих инициатив». Как правило, они жертвы своих собственных или чужих идей, погибающие в столкновении с неумолимой, искусственной псевдореальностью.

Характерно, что в социальных утопиях Платонова функция «сокровенного» героя передана второстепенным или вовсе эпизодическим персонажам. И хотя они редко появляются в сюжетной канве повествования, их смысловая роль крайне велика. В большей мере такое наблюдение относится к роману «Чевенгур». С. Семенова, один из ведущих исследователей творчества Платонова, справедливо увидела в «Чевенгуре» «целый пласт персонажей, проходящих фоном в романе о неистовых преобразователях и отстаивающих права «неотменимой действительности». Наиболее значительные среди них, кроме Захара Павловича, — кузнец Сотых и крестьянин по прозвищу Недоделанный. Оба они, являясь носителями народного сознания, трезво оценивают трагические события в стране и видят перспективу дальнейшего развития навязанного народу казарменного социализма. Недоделанный прозорливо предупреждает чужих, пришлых людей, одержимых идеей мгновенного социального переустройства, о страшных последствиях проводимой ими политики раскулачивания крестьян.

В повести «Котлован» высокой смысловой нагрузкой отмечен эпизодический образ Ивана Крестинина. Сцена прощания старого крестьянина со своим хозяйством резко выделяется на фоне гротескного повествования своей реалистической выпи-санностью, усиливая трагичность звучания в повести темы коллективизации: «Старый пахарь Иван Семенович Крестинин целовал молодые деревья в своем саду и с корнем сокрушал их прочь из почвы, а его баба причитала над голыми ветками.

— Не плачь, старуха, — говорил Крестинин. — Ты в колхозе мужиковской давалкой станешь. А деревья эти — моя плоть, и пускай она теперь мучается, ей же скучно обобществляться в плен».

Обращает на себя внимание прием, использованный здесь автором для усиления идеологического смысла эпизода: в то время как главные персонажи повести наделены лишь фамилиями, герой, появляющийся только в одной сцене, имеет фамилию, имя и отчество. Авторский замысел проявлен и в том, что имя Иван Крестинин созвучно словосочетанию Иван — крестьянский сын. Есть в «Котловане» и пророчества, близкие по смыслу чевенгурским. В сцене раскулачивания поражает смелостью реплика одного из крестьян:

«— Ликвидировали?! — сказал он из снега. — Глядите, нынче меня нету, а завтра вас не будет. Так и выйдет, что в социализм придет один ваш главный человек!»

В произведениях Платонова мастерски вскрыт механизм мифологизации сознания всех слоев общества, не только пролетариата, но и крестьянства. Писатель Сочувствовал народу, попавшему в плен «искусственной идеи», видел не вину его, а беду. Свою позицию он выразил словами кузнеца Сотых, который считал коммунистов хорошими людьми, но странными: «как будто ничего челбвек, а действует против простого народа» . Платонов не видел злонамеренности в действиях коммунистов, уничтожавших крестьянство. Он понимал опасность идеологического микроба, поразившего податливую русскую почву, населенную народом, склонным к мечте о «грядущем царстве правды». Политический лозунг, обещающий через несколько лет райскую жизнь, заменил отринутого Бога, и лозунгу этому самозабвенно верили.

Тексты произведений Платонова насыщены периодическими возвратами, пародийностью, повторяющимися приемами, лейтмотивами. В критике неоднократно указывалось на роль образа — символа дороги в художественной системе писателя. Почти все герои писателя отправляются в путь искать «смысл существования». Характерно, что персонажи социальных утопий отчасти пародируют движение «сокровенных» героев. И Вощев, и Дванов бредут по дороге, приближаясь не к истине, а к смерти. «Одна открытая дорога», по которой отправился Вощев, ведет только в одно место — к котловану. Котлован в повести — овеществленная метафора строительства социализма, модель общественной структуры эпохи коллективизации, когда все силы были направлены на строительство «общего пролетарского дома», когда рабочие трудились до изнурения, забыв себя, а крестьяне, уцелевшие от голодной смерти, покидали родные места в поисках случайного заработка.

Идея социализма, попытка создать искусственное общество уже умерла на развалинах бывшего СССР. Что лишний раз доказало правоту слов Писарева.