«Характеристика образа Ивана Васильевича»

Иван Васильевич — главный герой, рассказчик. Его повествование переносит слушателей в обстановку российского провинциального города 1840-х гг. В то время И. В. учился в университете, ни в каких кружках не участвовал, а просто жил, «как свойственно молодости».


Однажды случилось ему быть «в последний день масленицы на бале у губернского предводителя». Там оказалась и его возлюбленная — Варенька Б. Особо И. В. останавливается на «бестелесности» своей страсти к молодой красивой женщине, стремясь создать у слушателей впечатление чуть ли не «ангелопо-добности» своего внутреннего состояния: «...Я был счастлив, блажен, я был добр, я был не я, а какое-то неземное существо, не знающее зла и способное на одно добро». Умиление собой, Варенькой постепенно переносится И. В. на всех присутствующих: на добродушного хлебосольного предводителя и его супругу, даму с пухлыми белыми открытыми плечами (И. В. подчеркивает ее сходство с парадными портретами императрицы Елизаветы Петровны), на отца Вареньки, полковника В., и даже на инженера Анисимова, отбившего у него первую мазурку с Варенькой. «Я обнимал в то время весь мир своей любовью». Эта поистине божественная, братская любовь, открывшаяся И. В. в последний день масленицы, накануне Великого поста, странным образом санкционируется в изображении Толстого языческими, в целом — кощунственными законами бального светского увеселения.


Дальнейшие события происходят с И. В. уже на следующее утро, в первый день Великого поста. Случайно он становится свидетелем варварской экзекуции — обряда наказания шпицрутенами беглого татарина. Сцена экзекуции — кривое зеркало бального ритуала. Восприятие И. В. невольно фиксирует эти искаженные соответствия. Мелодия мазурки накладывается на визгливый аккомпанемент барабана и флейты, ритм танцевальных па — на чеканный взмах солдатских рук и хлесткий посвист палочных ударов, танец Вареньки с отцом — на адский «танец» истязаемого под пыткой татарина и идущего с ним в паре «твердой, подрагивающей походкой» полковника Б. Вместо «бестелесной» Вареньки — «пестрое, мокрое, красное» «тело человека»: «Братцы, помилосердуйте». Это «братцы», эта явная аналогия с Голгофой недвусмысленным образом перекликаются с мотивом братской, общечеловеческой любви, испытываемой И. В. во время бала. В его воображении чудовищно переплетаются, казалось бы, несходные миры: духовный и плотский, христианский и языческий, божественный и демонический. Масленичный бал, язычески-фарисейская официозная культура порождают идею всечеловеческой любви, а «современная Голгофа», увиденная в начале поста, наоборот, являет не лик страдающего за человечество Христа, а безобразное кровавое месиво истязуемой человеческой плоти. Сатана служит Богу, Бог — сатане, и все это объединяется общим символом ритуализованной пляски. Все это для Толстого «лжекультура», «культура-оборотень», отрицающая сама же себя.


В отличие от автора И. В. не в состоянии принять открывшуюся ему истину. «Очевидно, он что-то знает такое, чего я не знаю», — думал И. В. про полковника, наблюдая, как тот легко и привычно от бала переходит к экзекуции, от «духа» к «плоти», не меняя, по сути, своего поведения. И. В. так и «не посвятили» в тайны светских «приличий», оправдывающих подобное «оборотничество». Он остался «по ту сторону» совершаемого носителями официальной морали добра и зла. Не вникнув в современные ему постулаты «пристойного» поведения, И. В. в то же время не поверил и своему естественному, еще не испорченному обществом моральному чувству. Отказ от военной службы и женитьбы на Вареньке — это не столько протест, сколько духовная капитуляция И. В. перед хаосом современной ему культуры.