«Образы героев в романе Пастернака «Доктор Живаго»»

Юрий Андреевич — стихийный, творческий человек, и под стать ему его дядя — Николай Николаевич. Хотя возможно я не совсем точно выразилась и имеет смысл пояснить эту мысль. Юрий Живаго стихийный не в том смысле, что он управляет жизнью, подчиняет себе. Нет, напротив, стихия захватывает его самого. Поступки героя стихийны, часто необдуманны именно потому, что он подвластен этим стихиям, зависит от них.

Именно они управляют его жизнью, кидают его то туда, то обратно, одаривают героя творческими подъемами, любовью. Но в Юрии Андреевиче есть душевный огонь, и наверное поэтому стихия вдохновения избрала его средством своего выражения, через доктора Живаго она показывает свою мощь и красоту. И герой это чувствует: «В такие минуты Юрий Андреевич чувствовал, что главную работу совершает не он сам, но то, что выше его, что находится над ним и управляет им, а именно: состояние мировой мысли и поэзии, и то, что ей предназначено в будущем, следующий по порядку шаг, который предстоит ей сделать в ее историческом развитии. И он чувствовал себя только поводом и опорной точкой, чтобы она пришла в это движение».

Юрий — выразитель этой стихии, но и Николай Николаевич не менее творческий, одаренный человек. Их встречи, разговоры похожи на некий громовой разряд, вспышку молнии. Вот как описывает их встречи сам автор: «Встретились два творческих характера, связанные семейным родством,

и хотя встало и второй жизнью зажило минувшее, нахлынули воспоминания и всплыли на поверхность обстоятельства, происшедшие за время разлуки, но едва лишь речь зашла о главном, о вещах, известных людям созидательного склада, как исчезли все связи, кроме этой единственной, не стало ни дяди, ни племянника, ни разницы в возрасте, а только осталась близость стихии со стихией, энергии с энергией, начала и начала».

И с этой же энергией, жаром, стихийно он пишет после отъезда

Ларисы Федоровны и Катеньки. И опять его творческое вдохновение поднимает его на невообразимые высоты, поднимает над всем мрачным, над болью доктора, и приносит утешение. «Так кровное, дымящееся и неостывшее вытеснялось из стихотворений, и вместо кровоточащего и болезнетворного в них появилась умиротворенная широта, подымавшая частный случай до общности всем знакомого. Он не добивался этой цели, но эта широта сама приходила как утешение, лично посланное ему…»

Роман, на мой взгляд, полностью основан па переплетении стихий. Но главная, повелевающая всеми остальными, — стихия революции, стихия войны. Герои понимают, что война и революция, это переустройство общества согнало всех с их насиженных мест, перемешало, одних отдалило, других сблизило. Именно оно — это стихийное переустройство, диктует свою волю людям. «Мне ли, слабой женщине, объяснять тебе, такому умному, что делается сейчас с жизнью вообще, с человеческой жизнью в России и почему рушатся семьи, в том числе твоя и моя? — говорит Лариса Федоровна Юрию Андреевичу. — Ах, как будто дело в людях, в сходстве и несходстве характеров, в любви и нелюбви. Все производное, налаженное, все относящееся к обиходу, человеческому гнезду и порядку, все это пошло прахом вместе с переворотом всего общества и его переустройством. Всё бытовое опрокинуто и разрушено. Осталась одна не бытовая, непреложная сила голой, до нитки обобранной душевности, для которой ничего не изменилось, потому что она во все времена зябла, дрожала и тянулась к ближайшей рядом, такой же обнаженной и одинокой. Мы с тобой как два первых человека Адам и Ева, которым нечем было прикрыться в начале мира, и мы теперь так же раздеты и бездомны в конце его. И мы с тобой последнее воспоминание обо всем том неисчислимо великом, что натворено на свете за многие тысячи лет между ними и нами, и в память этих исчезнувших чудес мы дышим и любим, и плачем, и держимся друг за друга и друг к другу льнем».

И действительно, сблизила, соединила Юрия и Лару именно эта стихия, эта война и революция. Не будь войны, может быть Лара осталась бы в памяти Юрия той юной девочкой-женщиной, которую он видел всего лишь дважды: в номере гостиницы, когда травилась ее мать, и на елке у Светницких, когда Лара стреляла в Комаровского. Но вот война вновь сталкивает их, и герои знакомятся. Тоня уже тогда, по письму Юрия Андреевича почувствовала, ощутила ту тонкую, прозрачную как паутинка, но уже крепкую внутреннюю связь Юрия и Лары. Одной ей ведомым чутьем Антонина Александровна поняла, что Юрию Андреевичу и Ларисе Федоровне суждено быть вместе. Их жизнь связана каким-то стечением обстоятельств. И Тоня знает это и пишет об этом Юрию, который еще не понимает этого, не верит, противится. Долг верности и любви еще пересиливает эту связь. «В этом письме, в котором рыдания нарушали построения периодов, а точками служили следы слез и кляксы, Антонина Александровна убеждала мужа не возвращаться в Москву, а проследовать прямо на Урал за этой удивительной сестрою, шествующей по жизни в сопровождении таких знамений и стечении обстоятельств, с которыми не сравняться ее, Тониному, скромному жизненному пути».

Юрий Андреевич не принял это всерьез. Но революция снова сталкивает их каким-то сверхъестественным стечением обстоятельств. То, что предопределено, того нельзя избежать. Доктору Живаго было суждено быть с Ларой Антиповой. И война, революция подталкивает их друг к другу. Стихия так захотела, сопротивляться было бесполезно.

«Он любил Тоню до обожания. Мир ее души, ее спокойствие были ему дороже всего на свете. Он стоял горой за ее честь, больше чем ее родной отец и чем она сама. В защиту ее уязвленной гордости он своими руками растерзал бы обидчика. И вот этим обидчиком был он сам». Доктор Живаго старался разобраться, противостоять этому, надеялся, что что-то разрушит эту связь. «Что будет дальше? — иногда спрашивал он себя и, не находя ответа, надеялся на что-то несбыточное, на вмешательство каких-то непредвиденных, приносящих разрешение, обстоятельств». И эти обстоятельства вмешивались, но совсем не так, как думал Юрий. В тот момент, когда доктор решает открыться Тоне и порвать с Ларой, его забирают в партизанский отряд, а когда он возвращается, Тоня уже уехала. Выбора, столь сложного для Юрия Андреевича, больше не существует, жизнь, судьба, стихия сама решила эту головоломку, не позволив герою порвать связь с Ларисой Федоровной.

Война, революция сыграли огромную роль в жизни этого поколения. Вернее, не война и революция играли, а люди играли свою роль, каждому отведенную стихией в этой драме безумия. Стихия кровопролития перемешала все ценности, все святыни, весь уклад жизни.

«Я теперь уверена, — говорит Лара Юрию, — что она [война] была виною всего, всех последовавших, доныне постигающих наше поколение несчастий. Я хорошо помню детство. Я еще застала время, когда были в силе понятия мирного предшествующего века. Принято было доверяться голосу разума. То, что подсказывала совесть, считали естественным и нужным. Смерть человека от руки другого была редкостью, чрезвычайным, из ряду вон выходящим явлением… И вдруг этот скачок из безмятежной, невинной размеренности в кровь и вопли, повальное безумие и одичание каждодневного и ежечасного, узаконенного и восхваляемого смертоубийства. Наверное, никогда это не проходит даром… Сразу все стало приходить в разрушение. Движение поездов, снабжение городов продовольствием, основы домашнего уклада, нравственные устои сознания».

Стихия сломала уклад жизни, систему ценностей, самих людей. Большинство потеряло собственное мнение, потеряло веру в себя, в свою правоту. Стихия завладела умами людей, их сердцами, навязывая им свои мерки, свои представления. «Главной бедой, корнем будущего зла была утрата веры в цену собственного мнения. Вообразили, что время, когда следовали внушениям нравственного чутья, миновало, что теперь надо петь с общего

голоса и жить чужими, всем навязанными представлениями. Стало расти владычество фразы, сначала монархической — потом революционной. Это общественное заблуждение было всеохватывающим, прилипчивым». И ведь герои знают, что их жизнь подчинена некой стихии. Они не сопротивляются, не ропщут, они просто ждут ее воли. «Я предчувствую, что нас унесет скоро куда-то дальше,» — это слова Лары. Она знает, что их временное спокойствие в Варыкино недолговечно, оно скоро закончится по прихоти стихии, и героев опять разнесет в разные стороны. До новой встречи, правда эта встреча будет для одного из них — для Лары. Она увидит Юрия лишь после его смерти. Но так захотела стихия…