«Преступление и наказание в произведениях Ф. М. Достоевского и Н. С. Лескова1»

их замкнутость на себе, своих переживаниях, нежелание “переступить” через себя, свои желания и привели их к трагедии. Условия их жизни, их бытия не были определяющими для совершения ими преступления, хотя и создали условия для поиска решения своих проблем нашим героям. И мне кажется, хотя Раскольников опирался в своих поступках на свою теорию “властелина” и “вши”, а Катерина Измайлова — на свое “хочу”, свою страсть, их подтолкнуло к преступлению отсутствие собственной деятельности и сверхвысокая оценка собственной значимости в этом мире.
После преступления “неразрешимые вопросы” встают перед Раскольниковым. Земной закон берет свое, и он принужден на себя донести. Принужден, чтоб хотя погибнуть на каторге, но примкнуть опять к людям; чувство разомкнутости замучило его. В возвращении Раскольникова к людям большую роль сыграла Соня Мармеладова. Но ее “решение” состояло в самопожертвовании, в том, что она “переступила” себя и основная ее идея — это идея “непреступаемости” другого человека. Преступить другого — значит для нее погубить себя. “Это человек-то вошь!” — восклицает она на заявление Раскольникова, что он “вошь убил, бесполезную, гадкую, зловредную”. “Ну как же, как же без человека-то прожить”!
Две разные судьбы, два разных во всех отношениях человека, Катерина Измайлова и Раскольников, совершили одно и то же преступление — убийство. Их ждет одно и то же наказание — каторга. Но самая страшная трагедия для человека — это наказание не физическое (каторга), а нравственное. Человек перестает верить сам себе. “Я не человека убил, а принцип убил!” — восклицает Раскольников, бессознательно понимая, что на этом “принципе” держится его Я. “Разве я старушонку убил? Я себя убил, а не старушонку!” “Себя убил” как Человека.
Страшные муки терзают Катерину: “Кругом все до ужаса безобразно: бесконечная грязь, серое небо, обезлиственные мокрые ракиты и в растопыренных их сучьях нахохлившаяся ворона. Ветер то стонет, то злится, то воет и ревет”. В этих адских, душу раздирающих звуках, которые довершают весь ужас картины, звучат советы жены библейского Иова: “Прокляни день твоего рождения и умри”.
Вот это нравственное наказание за преступление и есть самое страшное наказание для человека. Это и объединяет Лескова и Достоевского.
Но после наказания Раскольников осознает преступность его “идеи”, его дел. Под воздействием Сони и людей, с которыми он постоянно общался, возможно его перерождение. Любовь воскресила его. “Как это случилось, он и сам не знал, но вдруг что-то как бы подхватило его и как бы бросило к ее ногам. Он плакал и обнимал ее колени. В первое мгновение она ужасно испугалась, и все лицо ее помертвело. Она вскочила с места и, задрожав, смотрела на него. Но тотчас же, в тот же миг она все поняла. В глазах ее засветилось бесконечное счастье; она поняла, и для нее уже не было сомнения, что он любит, бесконечно любит ее, и что настала же наконец эта минута...” “Да и что такое эти все, все муки прошлого! Все, даже преступление его, даже приговор и ссылка казались ему теперь, в первом порыве, каким-то внешним, странным, как бы далее и не с ним случившимся фактом. Он, впрочем, не мог в этот вечер долго и постоянно о чем-нибудь думать, сосредоточиться на чем-нибудь мыслью; да он ничего бы и не разрешил теперь сознательно; он только чувствовал. Вместо диалектики наступила жизнь, и в сознании должно было выработаться что-то совершенно другое.
Под подушкой его лежало Евангелие. Он взял его машинально. Эта книга принадлежала ей, была та самая, из которой она читала ему о воскресении Лазаря В начале каторги он думал, что она замучит его религией, будет заговаривать о Евангелии и навязывать ему книги. Но, к величайшему его удивлению, она ни разу не заговорила об этом, ни разу даже не предложила ему Евангелия. Он сам попросил его у ней незадолго до своей болезни, и она молча принесла ему книгу. До сих пор он ее не раскрывал. Он не раскрыл ее и теперь, но одна мысль промелькнула в нем: “Разве могут ее убеждения не быть теперь и моими убеждениями? Ее чувства, ее стремления по крайней мере...”
Любовь, воскресившая Раскольникова, погубила Катерину. Поняв, что совершенные ею убийства не дали ей счастья в жизни, что ей некуда уйти от осознания совершенного ею, перестав верить в любимого человека, она кончает жизнь самоубийством.
Объединяет эти два произведения подход писателей к проблеме преступления и наказания через внутреннюю, духовную жизнь человека. И самым страшным наказанием для человека является отчуждение от общества и то, что зло, причиненное ими другим, возвращается к ним духовными муками. их замкнутость на себе, своих переживаниях, нежелание “переступить” через себя, свои желания и привели их к трагедии. Условия их жизни, их бытия не были определяющими для совершения ими преступления, хотя и создали условия для поиска решения своих проблем нашим героям. И мне кажется, хотя Раскольников опирался в своих поступках на свою теорию “властелина” и “вши”, а Катерина Измайлова — на свое “хочу”, свою страсть, их подтолкнуло к преступлению отсутствие собственной деятельности и сверхвысокая оценка собственной значимости в этом мире.
После преступления “неразрешимые вопросы” встают перед Раскольниковым. Земной закон берет свое, и он принужден на себя донести. Принужден, чтоб хотя погибнуть на каторге, но примкнуть опять к людям; чувство разомкнутости замучило его. В возвращении Раскольникова к людям большую роль сыграла Соня Мармеладова. Но ее “решение” состояло в самопожертвовании, в том, что она “переступила” себя и основная ее идея — это идея “непреступаемости” другого человека. Преступить другого — значит для нее погубить себя. “Это человек-то вошь!” — восклицает она на заявление Раскольникова, что он “вошь убил, бесполезную, гадкую, зловредную”. “Ну как же, как же без человека-то прожить”!
Две разные судьбы, два разных во всех отношениях человека, Катерина Измайлова и Раскольников, совершили одно и то же преступление — убийство. Их ждет одно и то же наказание — каторга. Но самая страшная трагедия для человека — это наказание не физическое (каторга), а нравственное. Человек перестает верить сам себе. “Я не человека убил, а принцип убил!” — восклицает Раскольников, бессознательно понимая, что на этом “принципе” держится его Я. “Разве я старушонку убил? Я себя убил, а не старушонку!” “Себя убил” как Человека.
Страшные муки терзают Катерину: “Кругом все до ужаса безобразно: бесконечная грязь, серое небо, обезлиственные мокрые ракиты и в растопыренных их сучьях нахохлившаяся ворона. Ветер то стонет, то злится, то воет и ревет”. В этих адских, душу раздирающих звуках, которые довершают весь ужас картины, звучат советы жены библейского Иова: “Прокляни день твоего рождения и умри”.
Вот это нравственное наказание за преступление и есть самое страшное наказание для человека. Это и объединяет Лескова и Достоевского.
Но после наказания Раскольников осознает преступность его “идеи”, его дел. Под воздействием Сони и людей, с которыми он постоянно общался, возможно его перерождение. Любовь воскресила его. “Как это случилось, он и сам не знал, но вдруг что-то как бы подхватило его и как бы бросило к ее ногам. Он плакал и обнимал ее колени. В первое мгновение она ужасно испугалась, и все лицо ее помертвело. Она вскочила с места и, задрожав, смотрела на него. Но тотчас же, в тот же миг она все поняла. В глазах ее засветилось бесконечное счастье; она поняла, и для нее уже не было сомнения, что он любит, бесконечно любит ее, и что настала же наконец эта минута...” “Да и что такое эти все, все муки прошлого! Все, даже преступление его, даже приговор и ссылка казались ему теперь, в первом порыве, каким-то внешним, странным, как бы далее и не с ним случившимся фактом. Он, впрочем, не мог в этот вечер долго и постоянно о чем-нибудь думать, сосредоточиться на чем-нибудь мыслью; да он ничего бы и не разрешил теперь сознательно; он только чувствовал. Вместо диалектики наступила жизнь, и в сознании должно было выработаться что-то совершенно другое.
Под подушкой его лежало Евангелие. Он взял его машинально. Эта книга принадлежала ей, была та самая, из которой она читала ему о воскресении Лазаря В начале каторги он думал, что она замучит его религией, будет заговаривать о Евангелии и навязывать ему книги. Но, к величайшему его удивлению, она ни разу не заговорила об этом, ни разу даже не предложила ему Евангелия. Он сам попросил его у ней незадолго до своей болезни, и она молча принесла ему книгу. До сих пор он ее не раскрывал. Он не раскрыл ее и теперь, но одна мысль промелькнула в нем: “Разве могут ее убеждения не быть теперь и моими убеждениями? Ее чувства, ее стремления по крайней мере...”
Любовь, воскресившая Раскольникова, погубила Катерину. Поняв, что совершенные ею убийства не дали ей счастья в жизни, что ей некуда уйти от осознания совершенного ею, перестав верить в любимого человека, она кончает жизнь самоубийством.
Объединяет эти два произведения подход писателей к проблеме преступления и наказания через внутреннюю, духовную жизнь человека. И самым страшным наказанием для человека является отчуждение от общества и то, что зло, причиненное ими другим, возвращается к ним духовными муками.