«Эпоха царствования Александра II и появление "новых людей", описанных в романе Н. Чернышевского "Что делать?"»

В конце царствования Николая I страна буквально задыхалась в тисках полицейского режима: во всех российских университетах были закрыты кафедры философии, и даже попытки перевода на живой русский язык книг Священного писания воспринимались как дерзкий вызов устоям общества. Протоиерей Г. П. Павский, преподававший в Петербургской духовной академии, был осужден церковным судом за то, что перевел на русский язык несколько книг Библии и использовал эти переводы на занятиях со студентами. В этой удушливой атмосфере окончательно сложились основные направления русской общественной мысли и получил последнюю закалку политический и идейный радикализм, который со всей решительностью заявил о себе при Александре II.
Вопросом, неизменно волновавшим просвещенное русское общество, было отношение к религии. В 40-е годы в русскую гуманистическую мысль, которая шла по пути секуляризации, то есть обособления от религии и Церкви, входит идея социализма. Именно эта идея впоследствии выступила в качестве заменителя религиозного мировоззрения. Когда в русской жизни произошел сдвиг в сторону демократизации (освобождение крестьян в 1861 году), различные течения секуляризма становятся более смелыми и активными. Однако, даже принимая формы богоборчества, эти движения были связаны с напряженными духовными исканиями, с потребностью удовлетворить религиозные запросы масс. В 1848 году 20-летний Чернышевский записывает в своем дневнике: “Что, если мы должны ждать новой религии? очень жаль мне было бы расстаться с Иисусом Христом, который так благ, так мил своей личностью, любящей человечество”. Но уже несколько лет спустя на страницах своего романа он предается возвышенным грезам о грядущем Царстве Добра и Справедливости, где нет никакой религии, кроме религиозно окрашенной любви к человеку...
Идеи Фурье, Сен-Симона и прочих французских социалистов-утопистов пользовались в то время огромной популярностью. (Ими был увлечен и Чернышевский, описавший в романе “Что делать?” жизнь коммуны, созданной Верой Павловной под влиянием “фаланг” и “фаланстер” Фурье.) Однако, кроме кружка петрашевцев, мирно изучавших произведения Фурье (в этот кружок входил Достоевский), уже формировались и другие, более радикально настроенные группы молодежи из разночинцев. После неудачной Крымской войны 1854—1855 годов, всколыхнувшей все русское общество, эта молодежь заявила о себе в полный голос и заговорила языком, которого до сих пор не слышали в России. Яркий образец такого языка мы находим в творчестве Чернышевского, типичного представителя нового поколения борцов за свободу и искателей всеобщего счастья.
Чернышевский был их идейным вождем, и его мировоззрение, словно зеркало, отражает черты “новых людей”, образы которых он нарисовал в своем романе, их “учебнике жизни”. Для нового поколения характерно, что оно стоит в резкой оппозиции к предыдущему. Оно упрекает своих предшественников в романтизме, смеется над культом искусства и любовью к отвлеченному мышлению. Новое поколение защищает реализм, ищет опоры в знании, что порождает чуть ли не религиозное поклонение “точным” наукам, особенно естествознанию. К искусству разночинцы предъявляют совсем иные требования: оно должно указывать пути жизни и воспитывать общество в духе новых, прогрессивных идей. Верховным принципом мора ли становится у них вера в личность и ее творческие силы, защита “естественных” движений души и наивная вера в теорию “разумного эгоизма”, которой уделено столько серьезных рассуждений в романе “Что делать?”.
Трагический путь Чернышевского показывает основное противоречие, раскалывавшее сознание “новых людей”: они были мечтателями и идеалистами, но хотели верить лишь в “пользу”; они вдохновлялись верой в Идеал, но при этом готовы были свести к элементарной физиологии все человеческие чувства. Им не хватало культуры мышления, однако они презирали его, считая мысль, не связанную с практической пользой, бессмысленной. Они отрицали всякую религиозную веру, а сами свято верили в свои утопические мечты и, подобно Чернышевскому, приносили себя в жертву будущему, отрицая само понятие жертвы...
В стихотворении, посвященном Чернышевскому,
Некрасов написал:
Его послал Бог Гнева и Печали
Рабам земли напомнить о Христе.