«Содержание поэмы «Паломничество Чайльд Гарольда»»

В Испании Гарольд уже не тот разочарованный светский денди, каким он показан в начале поэмы. Вел икая драма испанского народа разбудила его душу, заставила его полюбить героев народной войны, помогла ему увидеть бесчеловечность и преступность военных авантюр Наполеона, в новом свете показала ему политику тех самых английских лордов, которые раньше были для него просто персонажами комедии лондонской салонной жизни. Здесь, в Португалии и Испании, лорд Веллингтон, любимец лондонских дам и щеголей, предстал перед Гарольдом как циничный политикан, хладнокровно жертвующий тысячами человеческих жизней в угоду своим покровителям — лидерам торийской олигархии. Зловещая роль английской политики начинает обрисовываться в поэме во всем ее отталкивающем двуличии и лицемерии.

Первая песнь, наполненная отдаленными раскатами артиллерийской пальбы и залитая солнцем Испании, пленяющая образами героев испанской революционной войны, заканчивается тревожно. Новые тучи сгущаются над Испанией: ее поля, по которым летом проезжал Гарольд, скоро вновь станут местами ожесточенных боев. Наполеон, разгромив в битве под Ваграмом (1809) австрийскую армию, собирал войска для нового похода против непокоренной Испании». Сотни тысяч солдат, могучие артиллерийские парки уже тянулись от Дуная, где еще дымилось побоище, к границам Испании.

Первая песнь поэмы была закончена зимой 1809 — 1810 гг. Поэт путешествовал по Албании, когда армии Наполеона, перевалив с жестокими боями через Сьерра-Морену, захватили почти всю Испанию и вновь оккупировали Португалию. Но пламенные стихи Байрона призывали верить в силы сопротивления испанского народа, звучали паролем ненависти к военному деспотизму Бонапарта, гимном в честь национально-освободительной войны народов Европы против его полчищ.

Сила поэтического предвидения, присущая подлинно великим произведениям искусства, живет и поныне в этих строфах первой песни, зовет верить в счастливое будущее испанского народа.

Вторая песнь, начатая обращением к богине Мудрости, свободно переходит к характерному для Байрона описанию моря, по которому скользит корабль Гарольда. Певец моря, Байрон обладал замечательным богатством эпитетов и сравнений для изображения его в разную погоду, в разное время дня и ночи.

Картина моря, залитого солнцем, описание щеголеватого корабля, на котором идет своя размеренная морская жизнь, успокаивают читателя, на время заставляют его забыть о трагических и тревожных нотах, на которых оборвалась первая песнь поэмы. Читатель вместе с Гарольдом обдумывает на корабле испанские впечатления: они не стираются, наоборот, они только закрепятся в эти дни вынужденного отдыха.

С опытом, приобретенным в Испании,— с опытом человека, научившегося видеть нужду, горе и героизм народа,— Гарольд высаживается на берегах Албании. Поэт постоянно напоминает о суровой судьбе Албании. Она томится под турецким игом, насильно отуречена. В ее далеком прошлом еще горит имя Скандербега — о нем вспоминает Байрон, как о славном отзвуке независимости Албании. Поэту горько видеть, что эта прекрасная страна, эти гордые, благородные, смелые люди вынуждены терпеть деспотический режим Османской империи, подчиняться наместнику султана — албанскому феодалу Али-Паше, который фактически правил страной как самовластный средневековый деспот.

Как и в первой песни, поэт посылает своего героя в гущу народа, заставляет с живым любопытством изучать быт и нравы, прислушиваться к народным песням. В сильных и простых чувствах албанцев, в их прямоте и мужестве Гарольд видит залог славного и свободного будущего, которое еще настанет для этой страны — Байрон верил, что тирании Али-Паши придет конец. В первой песни на фоне испанской природы выступал простой испанец-крестьянин, погонщик мулов, партизан во второй песни на фоне горных пейзажей Албании, в описании которых со всей силой сказывается романтический колорит поэмы Байрона, показан албанский горец.

Гарольд спускается с гор Албании. Конь песет его по полям бессмертной эллинской славы, мимо руин некогда великих городов, мимо развалин храмов. Однако тема былой славы Греции, образы античности, входящие здесь в поэму взамен живых образов испанских крестьян и албанских горцев, отнюдь не являются отступлением от современной темы. Байрон апеллирует к древности только для того, чтобы оттенить жалкое положение Греции, порабощенной Турцией, чтобы высмеять политику тех кругов греческого общества, которые пытаются задобрить турецких оккупантов и попирают славные традиции греческого народа.

Великое прошлое греческого народа обязывает его завоевать себе достойную и свободную жизнь в новом обществе — таков вывод. Об этом думает Гарольд, обогащенный новыми впечатлениями от поездок по Албании и Греции. Испания разбудила лучшие стороны его души, научила его уважать народ, борющийся за свою свободу. Албанские и греческие впечатления еще-больше расширяют его кругозор, помогают ему создать представление о накапливающейся силе народного гнева, о еще неразрешенных, но настойчиво поднимающихся задачах национально-освободительного движения в Европе.

Гарольд, как и сам Байрон, догадывался, что одна из славных битв за свободу обязательно должна грянуть здесь — среди священных камней Греции, оскверненных турецкими наместниками непрошенными заступниками из числа английских политиков вроде лорда Эль джина.

В Португалии и Испании — Веллингтон, в Греции — Эльджин; всюду натыкается Гарольд на подобных соотечественников, которые внушают другим народам подозрение и ненависть, роняют и дискредитируют имя англичанина.

Это возмущает Гарольда: ведь он тоже англичанин, но в отличие от Веллингтона и Эль джина он — друг народов, чьим гостем он оказывается, он с любовью и интересом следит за их жизнью, восхищается их героизмом. Так, постепенно в поэме намечается тема двух Англии: той официальной Англии, которая внушает все большую нелюбовь и Байрону, и его герою, и другой Англии, народ которой томится если не в рабстве у иноземцев, то в кабале у английских фабрикантов и землевладельцев. «Я посетил места военных действий в Испании и Португалии, побывал в самых угнетенных провинциях Турции,— сказал об этом позже Байрон, выступая в палате лордов,— но нигде, даже под игом самой деспотичной, искрещенной державы, я не видел столь безысходной, столь отчаянной нужды, какую я обнаружил, вернувшись к себе на родину». Опыт, почерпнутый в путешествиях 1809 — 1811 гг. и отраженный в поэме, вплотную подводил Байрона к обобщениям, убийственным для английского буржуазно-аристократического строя.

В заключительных строфах второй песни вновь, возникает тема тоски и разочарования: дома Гарольда ждет, все та же постылая и чуждая ему жизнь светского общества; он уходил от нее все дальше, но порвать с ней не мог. «К чему возврат, коль вновь скитаться — сиротой?» — спрашивает Байрон и не находит ответа. Гарольд вернется в ненавистную ему «толпу».

Отзывчивость, душевное благородство Гарольда не вяжутся с той ролью мизантропа, которую намечал ему Байрон. «Ложно направленная», по выражению Байрона, душа Гарольда начинала заметно выздоравливать и освежаться под воздействием всего того, что он увидел и пережил в своих скитаниях. В этом противоречии, характерном для Байрона, сказалась, с одной стороны, объективная правда, отраженная Байроном-художником: она заключается именно в изображении благотворного изменения, происходящего в Гарольде под влиянием исторических событий, свидетелем которых он стал; и с другой стороны, предвзятая точка зрения поэта, ошибочно полагавшего, что уже никто не может изменить характер его героя, освободить его от «развращения ума и нравственности».

В дальнейшем объективная, сильная сторона противоречий Байрона взяла верх: он не сделал своего Гарольда Тимоном. В третьей и четвертой песнях Гарольд еще человечнее и живее отзывается на новые великие исторические события, прогремевшие над Европой, и если он по-прежнему томится в аристократической среде, все более чуждой ему, то и к прежним своим грубым забавам, к оргиям и разгулу, он уже не вернется.

При всем том, слова Байрона о Гарольде очень важны для того, чтобы подчеркнуть принципиальное положение: Гарольд даже в первых песнях поэмы, где ему уделено больше внимания, не должен считаться положительным героем Байрона. Поэт смотрит на него критически: жизнь Гарольда до его путешествия — дурной пример; излечился ли Гарольд от своих пороков — поэт не знает, но предполагает, что если и излечился, то только для того, чтобы стать мизантропом. Вразрез с мнением самого Байрона многие литературные критики его эпохи и более позднего времени видели в Гарольде именно положительного героя Байрона.

Как выше было сказано, вторая половина поэмы, написанная через пять лет после первых двух песней, отмечена многими новыми чертами, свидетельствующими об идейном и эстетическом развитии поэта. Резче и прямее намечен основной конфликт обеих песней : это — непримиримое противоречие между порабощенными народами и временно торжествующей реакцией. В центре третьей песни — битва при Ватерлоо, крах империи Наполеона, а значит, и победафеодальных монархий; они ловко использовали подъем национально-освободительной войны народов Европы против Наполеона, чтобы свалить и добить его до конца, а затем наброситься на те передовые общественные силы, которые нанесли смертельный удар военному деспотизму Бонапарта.

Но победа реакции не может задержать на долгий срок движение истории. Пережив трудную полосу разочарований и сомнений, Байрон убедился в этом, и четвертая песнь поэмы стала гимном итальянскому освободительному движению: создавая эту песнь, Байрон верил в близкое освобождение Италии.В третьей и четвертой песнях Байрон больше и непосредственнее говорит о себе. Правда, в начале третьей песни он возвращается к своему герою и упоминает об изменениях, происшедших в нем. Гарольд чувствует себя «плененным соколом» среди светского общества, его отчужденность усилилась, он одинок; глухо упоминает поэт о неких «новых целях», высоких идеалах — к ним стремился Гарольд по возвращении из первой поездки, но цели эти не достигнуты, и Гарольд охладевает к ним. Однако постепенно Гарольд все в большей степени заслоняется самим Байроном. В четвертой песни Гарольд уходит окончательно на задний план. Байрон вытесняет своего героя, обращаясь прямо к читателю. Поэт отбрасывает литературные условности, по которым, собственно, следовало бы придумать какой-то конец и для Гарольда.