«Мой любимый поэт Серебряного века (Н. Гумилев)»

Николай Степанович Гумилев жил и творил в тот период русской жизни, когда наконец после долгого затишья наступил момент подлинного расцвета поэзии, который носит название серебряного века. Еще в гимназические годы Николай Гумилев проявляет интерес к поэзии французских поэтов парнасцев и символистов. В 1905 году он выпускает свой первый сборник «Путь конквистадоров», в котором дерзко уподобляет себя завоевателям новых земель, потому что считает поэзию завоеванием, цель которого — наполнить «сокровищницу поэзии золотыми слитками и алмазными диадемами». За свою короткую жизнь (1886—1921) поэт успевает выпустить такие прекрасные поэтические' сборники, как «Романтические цветы», «Жемчуга», «Колчан», «Огненный столп», которые действительно стали «бриллиантами» в сокровищнице русской поэзии. Н. С. Гумилев не только творит, он пытается стать одним из организаторов литературной жизни России. Из его литературных вечеров рождается объединение поэтической молодежи «Цех поэтов», в недрах которого вызревает акмеизм — поэтическое направление, с которым связаны имена Анны Ахматовой и Осипа Мандельштама. Кроме того, Н. С. Гумилев был тонким литературным критиком, теоретиком стиха.

Поэзия Николая Гумилева в разные периоды его творческой жизни неодинакова. Поэт начинает с юношеского желания изменить мир, подобно Будде или Христу. Иногда он категорически отрицает символизм, а иногда бывает настолько близок к нему, что трудно догадаться, что какое-то стихотворение принадлежит ему. Здесь вспоминаются слова А. Блока, поэта высоко ценимого Н. Гумилевым: «Писатель — растение многолетнее… душа писателя расширяется периодами, а творение его — только внешние результаты подземного роста души». Так, ранний Гумилев тяготел к поэзии старших символистов — К. Д. Бальмонта и В. Я. Брюсова, увлекался романтикой Р. Киплинга и в то же время обращался к зарубежным классикам — В. Шекспиру, Ф. Вийону, Т. Готье. Позже он отходит от романтической декоративности экзотической лирики и пышной яркости образов и обращается к более четкой и строгой форме стихосложения, что и стало основой акмеистического движения. Он был строг и неумолим к молодым поэтам, первый объявил стихосложение наукой и ремеслом, которому нужно так же учиться, как учатся музыке и живописи. Он не приемлет в творчества того, что позже назовет литературной «неврастенией». Талант, чистое вдохновение должны были, по его пониманию, обладать совершенным аппаратом стихосложения, и он упорно и сурово учил молодых мастерству. Н. С. Гумилев является сторонником строгой и четкой поэтической формы, хотя подчеркивает, что внимание к форме не самоцель, а лишь свидетельство связи поэта с многовековой поэтической традицией.

Стихотворения акмеистического периода, составившие сборник «Седьмое небо», подтверждают такой трезвый, аналитический, научный подход Н. С. Гумилева к явлениям поэзии. Основные положения новой теории изложены им в статье «Наследие символизма и акмеизм». «Новому направлению» было дано два названия: акмеизм и адамизм (от греческого слова, обозначающего: «мужественно-твердый и ясный взгляд на жизнь»). Главным их достижением Николай Гумилев считал признание «самоценности каждого явления», вытеснение культа «неведомого» «детски мудрым, до боли сладким ощущением собственного незнания». Поэт старается привлечь внимание читателей не только к миру внешних явлений, но и к области более глубоких пластов человеческого бытия.

Обладая безусловным даром предвидения, Гумилев-критик намечает в своих работах пути развития отечественной поэзии, и мы сегодня можем убедиться, как точен и прозорлив был он в своих оценках. Свое понимание поэзии он выразил в самом начале своей программной статьи «Анатомия стихотворения», открывающей сборник «Письма о русской поэзии». «Среди многочисленных формул, определяющих существо поэзии, выделяются две, — писал Н. Гумилев, — предложенные поэтами же, задумывающимися над тайнами своего ремесла. Они гласят: «Поэзия есть лучшие слова в лучшем порядке» и «Поэзия есть то, что сотворено и, следовательно, не нуждается в переделке». Обе эти формулы основаны на особенно ярком ощущении законов, по которым слова влияют на наше сознание. Поэтом является тот, кто «учитывает все законы, управляющие комплексом взятых им слов». Именно это положение и лежит в основе той громадной работы, которую после революции проводил Н. С. Гумилев с молодыми поэтами, настойчиво обучая их технике стиха, тайнам того ремесла, без которого, по его мнению, настоящая поэзия невозможна. Н. С. Гумилев хотел написать теорию поэзии, этой книге не суждено было родиться, и отношение его к «святому ремеслу» поэзии сконцентрировано в нескольких статьях и рецензиях, составивших «Письма о русской поэзии».

Но с годами поэзия Николая Гумилева несколько меняется, хотя основа остается прочной. В сборниках военной эпохи в ней вдруг возникают отдаленные отзвуки блоковской, опоясанной реками, Руси и даже «Пепла» Андрея Белого. Эта тенденция продолжается и в послереволюционном творчестве. Поразительно, но в стихотворениях «Огненного столпа» Николай Гумилев как бы протянул руку отвергаемому и теоретически обличаемому символизму. Поэт словно погружается в мистическую стихию, в его стихах вымысел причудливо переплетается с реальностью, поэтический образ становится многомерным, неоднозначным. Это уже новый романтизм, лирико-философское содержание которого значительно отличается от романтизма знаменитых «Капитанов», акмеистической «прекрасной ясности» и конкретности. Н. С. Гумилев подходит к пониманию единства и взаимосвязи всех пластов человеческой культуры, в том числе поэзии и общественной деятельности. В знаменитом стихотворении «Слово» Николай Гумилев выражает свое итоговое понимание высокого назначения поэзии и поэтического слова:



Но забыли мы, что осиянно

Только слово средь земных тревог,

Что в Евангелии от Иоанна

Сказано, что слово это — Бог.