«Верую!»

Не может понять Максим, что за тоска гложет его изнутри, все ищет, откуда она взялась да почему. Он понимает, что душевная болезнь не менее серьезная, чем и любая телесная, только как донести это окружающим он не понимает.

Вот и жена снисходительно и с изрядной долей презрения относится к нему из-за тоски, овладевшей его душою. Не понимала она ни самой тоски мужниной, ни того, с чего она приключилась.

А Максиму ничего не помогает: пробовал и запоями пить, и работать, не поднимая головы. Так что же такое в душе его происходит? Отчего так тяжко на ней? Осталось одно — обратиться с вопросами к попу, к родственнику Ильи Лапшина. Пришел, а там — застолье. Илья уже осоловел значительно, лишь что-то лопотал о том, что принесет десять барсуков на входные, на что поп твердил, что ему нужно всего-то три, но жирных. Максим присоединился к приятелям.

Батюшка - мужчина лет шестидесяти, крепкий, с широкими плечами и большими руками. Смотрит взглядом ясным, проницательным, несколько даже нахальным. Не похож он на благостного да постного, больше пристало с такой внешностью прятаться от уплаты алиментов. Но Максиму было с ним интересно беседовать. Как выяснилось, что главное, во что служитель верует, так это жизнь — с ее красками, разнообразием, мудростью.

Батюшка откровенно и не таясь признался собеседнику, что даже не представляет, что ожидает их за порогом смерти. Самое главное — радоваться жизни здесь и сейчас, вот тут тебе и рай, и ад. А прожить ее надо так, чтоб потом не страшно было и на раскаленной сковороде оказаться. Жизнь должна быть, как песня, короткая и яркая, после которой даже помереть не жалко. И ведь все это рассказывал тот, кто сильно болен был: у попа легкие были поражены, оттого и барсучий жир требовался.

А глядишь, говорил с Максимом так, что поневоле и в нем просыпалась такая же неукротимая тяга жить и огромное желание верить. Хотя бы в ту самую авиацию с механизацией, в революцию научную и сельское хозяйство, в невесомость в космосе!

Все желание жить выплеснулось в безумном танце попа со своими приятелями, залихватском и неукротимом. Под яростные возгласы: «Верую!». Это был, по сути своей, настоящий гимн жизни, который заставлял Максима забыть о своей душевной немощи, дрожи в коленках. Он звал не сдаваться, бороться и упрямо идти вперед, отдавая все свои силы родной земле, которая обязательно воздаст тебе в ответ благами.