«Штабс-капитан Рыбников»
Щавинский, сотрудник большой петербургской газеты, познакомился с Рыбниковым в компании известных петербургских репортёров. Убогий и жалкий штабс-капитан ораторствовал, громя бездарное командование и превознося — с некоторой аффектацией — русского солдата. Понаблюдав за ним, Щавинский заметил некоторую двойственность в его облике. На первый взгляд у него было обыкновенное лицо с курносым носиком, в профиль оно выглядело насмешливым и умным, а в фас — даже высокомерным. В это время проснулся пьяный поэт Петрухин, уставился мутным взглядом на офицера: «А, японская морда, ты ещё здесь?»
«Японец. Вот на кого он похож», — подумал Щавинский. Эта мысль окрепла, когда Рыбников попытался продемонстрировать раненую ногу: нижнее белье армейского пехотного офицера было изготовлено из прекрасного шелка.
Щавинский нагнулся к штабс-капитану и сказал, что он никакой не Рыбников, а японский военный агент в России. Но тот никак не отреагировал. Журналист даже засомневался: ведь среди уральских и оренбургских казаков много именно таких монгольских, с желтизной, лиц. Но нет, раскосое, скуластое лицо, постоянные поклоны и потирание рук — все это не случайно. И уже вслух: «Никто в мире не узнает о нашем разговоре, но вы — японец. Вы в безопасности, я не донесу, я восхищён вашим самообладанием». И Щавинский пропел восторженный дифирамб японскому презрению к смерти. Но комплимент не был принят: русский солдатик ничем не хуже. Журналист тогда попробовал задеть его патриотические чувства: японец все-таки азиат, полуобезьяна… «Верно!» — прокричал на это Рыбников.
Под утро решили продолжить кутёж у «девочек». Клотильда увела Рыбникова на второй этаж. Через час она присоединилась к компании, неизменно образовывающейся вокруг загадочного их клиента Леньки, связанного, судя по всему, с полицией, и рассказала о странном своём госте, которого прибывшие с ним называли то генералом Ояма, то майором Фукушима. Они были пьяны и шутили, но Клотильде показалось, что штабс-капитан напоминает ей микадо. Кроме того, её обычные клиенты безобразно грубы. Ласки же этого немолодого офицера отличались вкрадчивой осторожностью и одновременно окружали атмосферой напряжённой, почти звериной страсти, хотя было видно, что он безумно устал. Отдыхая, он погрузился в состояние, похожее на бред, и странные слова побежали с его губ. Среди них она разобрала единственно ей знакомое: банзай!
Через минуту Ленька был на крыльце и тревожными свистками сзывал городовых.
Когда в начале коридора послышались тяжёлые шаги многих ног, Рыбников проснулся и, подбежав к двери, повернул ключ, а затем мягким движением вскочил на подоконник и распахнул окно. Женщина с криком ухватила его за руку. Он вырвался и неловко прыгнул вниз. В то же мгновение дверь рухнула под ударами и Ленька с разбегу прыгнул вслед за ним. Рыбников лежал неподвижно и не сопротивлялся, когда преследователь навалился на него. Он только прошептал: «Не давите, я сломал себе ногу».
В компании репортеров из Петербурга отдыхал журналист крупнейшей Питерской газеты Щавинский. Тогда-то он и познакомился с жалким и убогим Рыбниковым. Наблюдая за штабс-капитаном Рыбниковым, Щавинский стал отмечать, что вполне обычное лицо с курносым носом, уж, больно смахивает на японскую морду. Хотя у казаков много таких монгольских лиц, но этот еще и ручки потирает. А постоянные поклоны. Точно японец. А когда Рыбников показывал рану на ноге, то Щавинский заметил прекрасное шелковое нижнее белье. Шелковое белье на пехотном офицере! Подозрения окрепли. Щавинский, наклоняясь к Рыбникову, заявил, что тот японский военный агент и начал петь дифирамбы японскому презрению к смерти. Щавинский пообещал, что никогда и никому на свете об этом не расскажет. Рыбников стоит на своем – он русский офицер. Щавинский не отступает, он заявил, что японцы – это полуобезьяны азиатские. И Рыбников подхватил это, он полностью согласен.
А под утро всей компанией пошли к «девочкам». Рыбников выбрал Клотильду, и они уединились. Через час, вернувшаяся Клотильда, стала восхищаться Рыбниковым, рассказывая о том, какой этот клиент чуткий и внимательный, не то, что завсегдатае этого заведения. Несмотря на то что он безумно устал, он был нежен, ласков и осторожен с Клотильдой, а уснув, стал что-то странное говорить и непонятное. Клотильда разобрала только слово банзай. Спустя секунды постоянный загадочный клиент Ленька уже стоял на крыльце дома и отчаянными свистками созывал городовых.
Рыбников, очнувшись ото сна, услышал, как поднимаются наверх много ног в тяжелых сапогах. Он подскочил с кровати и закрыл дверь на ключ. Мягко, как кошка, вскочил на подоконник, но за руку его ухватила какая-то женщина, истошно визжа. Вырываясь из ее рук, он неловко выпрыгнул из окна. Выбив дверь ногой, следом спрыгнул Ленька и завалился на штабс-капитана Рыбникова. Рыбников лежал тихо и неподвижно и только лишь шепотом попросил Леньку не давить на него так, как он сломал себе ногу.