«Возмездиe»

2 декабря 1851 г. президент республики Луи-Наполеон Бонапарт, племянник Наполеона I, произвёл государственный переворот, распустив Национальное собрание и арестовав деятелей парламентской оппозиции. 4 декабря армия подавила начавшееся в Париже восстание — при этом погибли многие безоружные горожане, в том числе женщины и дети. Виктор Гюго входил в число небольшой группы депутатов — страстных противников нового монархического строя. Декабрьские расстрелы сделали дальнейшую борьбу невозможной. Писателю пришлось бежать из страны — он вернулся из эмиграции только после бесславного падения Второй империи, в 1870 г. Сборник стихотворений «Возмездие» был написан по горячим следам событий. В заголовках книг иронически обыгрываются торжественные заверения Наполеона III, прологу и эпилогу предпосланы символические названия «Nox» и «Lux» — «Ночь» и «День» по-латыни.

Жалкий пигмей, ничтожный племянник великого дяди, напал во мраке с ножом на беззащитную Республику. Родина залита кровью и грязью: презренная клика пирует во дворце, а под покровом ночи в братскую могилу сбрасывают трупы невинно убиенных. Когда оцепеневший народ пробудится, настанет священный миг возмездия. А пока нет покоя одному лишь поэту: хотя даже стихии призывают его к смирению, он не склонит головы — пусть его гневная муза станет достойной наследницей Ювенала и воздвигнет позорные столбы для злодеев.

Франция пала, в её чело вбит каблук тирана. Этот выродок закончит дни свои в Тулоне — там, где начиналась слава Наполеона. Бандита-племянника с нетерпением ждут каторжники в алых куртках и в кандалах — скоро и он поволочёт ядро на ноге. За преступлением неизбежно следует расплата — воры, шулеры и убийцы, нанёсшие предательский удар отчизне, будут прокляты. Но пока им курят фимиам продажные святоши — их крест служит Сатане, а в потирах рдеет не вино, а кровь. Они замыслили уничтожить прогресс, спеленать дух, расправиться с разумом. Напрасно гибнут мученики за веру — во Франции Христом торгуют, распиная его вновь алчностью и лицемерием. Некуда бросить взор: придворные наперебой льстят Цезарю, разбойники-биржевики жиреют на народных костях, солдаты пьянствуют, стремясь забыть свой позор, а рабочий люд покорно подставляет выю под ошейник. Франция теперь ничем не отличается от Китая, да и во всей остальной Европе воздвигнуты эшафоты для лучших её сынов. Но уже слышен железный шаг грядущих дней, когда обратятся в бегство короли и загремит на небесах труба архангела. Льётся радостная песнь — хвалебным гимном разродились Сенат, Государственный совет, Законодательный корпус, Ратуша, Армия, Суд, Епископы. В ответ им звучит скорбное тысячеустное «Miserere» (Господи, помилуй) — но безумцы не внемлют. Проснись же, народ, встань, как погребённый Лазарь, ибо над тобой измываются лилипуты. Вспомни, как 4 декабря опьяневшая от крови солдатня палила по беззащитным людям — взгляни, как бабушка рыдает над мёртвым внуком. Когда во все души проникла гниль, лучше быть изгнанником на острове и любоваться свободным полётом чаек с утёса в океане. Святая республика отцов предана, и это дело рук армии — той самой армии, слава которой гремела в веках. Оборванные солдаты шли под стягом Свободы, и старая Европа содрогалась под их победной поступью. Ныне об этих воинах все забыли — на смену им явились герои, которые играючи справляются с женщинами и детьми. Они идут на приступ Родины, штурмуют законы — и презренный вор щедро награждает своих преторианцев. Остаётся лишь мстить за этот позор — громить суровым стихом новую империю и зверя в золотой короне.

Жил-был обнищавший принц, обманом взявший себе знаменитое юля. И вот он устроил заговор, учинил «прекрасное злодейство», вошёл в Лувр в гриме Наполеона… Дивятся древние вожди, великие диктаторы прошлых веков: на фронтоне храма красуется мошенник в дырявых панталонах — нет, это не Цезарь, а всего лишь Робер Макер (персонаж пьесы «Постоялый двор Адре» — тип цинично бахвалящегося грабителя и убийцы). Он похож на обезьяну, которая натянула на себя тигровую шкуру и занялась разбоем, пока охотник не приструнил её. К подкидышу эшафота потянулись те, кто всех гаже и подлей, — честный человек может лишь брезгливо отшатнуться от них. Они яростно работают локтями, стремясь подобраться поближе к престолу, и каждого выскочку поддерживает своя партия: за одного горой стоят лакеи, за другого — продажные девки. А мирные буржуа недовольно брюзжат, едва им в руки попадается вольная статья: конечно, Бонапарт — мазурик, но зачем же кричать об этом на весь свет? Трусливая низость всегда была опорой преступлению. Пора обустраиваться в рабстве — кто распластается на брюхе, тот преуспеет. Всем плутам и бандитам найдётся место возле денег, а остальных ждёт тяжкая, безысходная нищета. Но к тени Брута взывать не стоит: кинжала Бонапарт недостоин — его ждёт позорный столб.

Народу не нужно убивать свирепого тирана — пусть он живёт, отмеченный каиновой печатью. Его подручные в судейских мантиях ссылают на верную смерть безвинных: на каторгу идёт жена, которая принесла мужу хлеб на баррикаду, старик, давший приют изгнанникам. А продажные журналисты поют осанну, прикрываясь Евангелием — они лезут в душу, чтобы вывернуть карманы. Зловонные листки, услаждая святош и ханжей россказнями о чудесах, торгуют евхаристией и делают из храма Божьего свой буфет. Но живые борются, они несут в грядущее великую любовь или священный труд, и только их подвижничеством сохраняется ковчег завета. По невидимой во тьме дороге спешит Грядущее с приказом, начертанным вечными письменами — близится суд Господень над презренной бандой грабителей и убийц.

Робер Макер натянул на себя корону, вызвав переполох на старинном кладбище: все бандиты былых времён жаждут попасть на коронование собрата. А из Парижа начинается повальное бегство: уходят в изгнание Разум, Право, Честь, Поэзия, Мысль — остаётся одно лишь Презрение. Тирана ждёт расплата за страдания и слезы, за смерть мученицы Полины Ролан — эта прекрасная женщина, апостол правды и добра, угасла в ссылке. И горько терзается великая тень Наполеона: ни гибель армии в заснеженных полях России, ни страшное поражение при Ватерлоо, ни одинокая кончина на острове Святой Елены — ничто не может сравниться с позором Второй империи. Карлики и шуты за ноги стащили императора с властительной колонны, чтобы дать ему роль царька в своём балагане. Свершилось возмездие за переворот восемнадцатого брюмера — паяцы берут пример с титана.

Жалкая мразь отныне именуется Наполеоном III — в ободранный фиакр запряжены Маренго и Аустерлиц. Европа трясётся от смеха, хохочут Штаты, утёсы утирают слезу: на троне восседает фигляр в обнимку с преступлением, а империя превратилась в один огромный притон. Французский народ, который некогда развеял гранит бастилий и выковал права народов, ныне дрожит как лист. Достоинство сохраняют лишь женщины — они казнят мерзавцев презрительной улыбкой. И раздаётся громовой голос поэта: осторожность — эта жалкая добродетель трусов — не для него. Он слышит зов израненной отчизны — она умоляет о помощи. Самый чёрный мрак предвещает рассвет: Франция, впряжённая в повозку пьяного сатрапа, возродится и обретёт крылья. Согбенный народ распрямится и, стряхнув липкую грязь нынешней помойки, предстанет во всем блеске перед восхищённым миром. Твердыни Иерихона рухнут под звуки труб Навина. Мыслители, сменяя друг друга, ведут людской караван: за Яном Гусом следует Лютер, за Лютером Вольтер, за Вольтером Мирабо — и с каждым шагом вперёд мгла редеет. Но иногда выходит из засады Зло со своим гнусным отродьем — шакалами, крысами и гиенами. Разогнать этих тварей может только лев — суровый властелин пустыни. Народ подобен льву; услышав его рык, шайка мелких жуликов бросится врассыпную и исчезнет навсегда. Нужно пережить постыдные годы, не запятнав себя: скиталец-сын не вернётся к матери-Франции, пока в ней правит самозваный Цезарь. Пусть останется тысяча, сотня, десяток упорных — поэт будет среди них; а если все голоса протеста умолкнут — один продолжит борьбу.

Святая мечта блистает вдали — нужно расчистить к ней дорогу. В темноте сверкает багряный луч — звезда всемирной Республики. Свободное человечество станет единой семьёй, и на всей земле наступит расцвет. Это свершится неизбежно: вернутся свобода и мир, исчезнут раб и нищий, с неба снизойдёт любовь, святой кедр Прогресса осенит Америку и Европу. Быть может, нынешние люди не доживут до подобного счастья: но и они, на миг очнувшись в своих могилах, облобызают святые корни древа.