«Бельгийская литература – «Легенда об Уленшпигеле»»

Бельгия – страна молодая, она образовалась в 1830 г., отделилась от Голландии. Первый значительный бельгийский писатель Шарль де Костер. Ему принадлежит известнейший роман «Легенда об Уленшпигеле» (1867). Это обработанные и сведённые воедино народные сказания о весёлом и справедливом Тиле Уленшпигеле, защитнике народа. Жил он в 16 веке, когда Фландрия (старинное название Бельгии) находилась под властью жестоких испанцев.

Отца Тиля – Клааса испанская инквизиция сожгла на костре (что-то не так сказал). Тиль посвятил свою жизнь борьбе за освобождение родины. Мать повесила ему на грудь мешочек с пеплом отца. Лейтмотив романа – фраза Тиля, ставшая крылатой: «пепел Клааса стучит в моё сердце» – я не успокоюсь, пока не отомщу. Книга страшная и смешная. Тиль остроумно насмехается над богачами, власть придержащими, обманывает их. Но исполнить свой долг ему не удаётся, восстание терпит поражение, Тиль погибает, но в самом конце воскресает. Он дух Фландрии, дух народа, который нельзя убить. Русский поэт 20 века Евгений Евтушенко написал замечательное стихотворение, в котором Уленшпигель оживает в середине 20 века и ищет нацистов, фашистов, избежавших наказания после окончания Второй мировой войны:

Монолог Тиля Уленшпигеля.

Я человек — вот мой дворянский титул.

Я, может быть, легенда, может, быль.

Меня когда-то называли Тилем,

И до сих пор — я тот же самый Тиль.

У церкви я всегда ходил в опальных

И доверяться богу не привык.

Средь верующих — то есть ненормальных

Я был нормальный, то есть еретик.

Я не хотел кому-то петь в угоду

И получать подачки от казны.

Я был нормальный — я любил свободу

И ненавидел плахи и костры.

И я шептал своей любимой — Неле

Под крики жаворонка на заре:

«Как может бог спокойным быть на небе

Пока убийцы ходят по земле?»

И я искал убийц… Я стал за бога.

Я с детства был смиренней голубиц,

Но у меня теперь была забота —

Казнить своими песнями убийц.

Мои дела частенько были плохи,

А вы торжествовали, подлецы,

Но с шутовского колпака эпохи

Слетали к черту, словно бубенцы.

Я был сожжен, повешен и расстрелян

На дыбу вздернут, сварен в кипятке,

Но оставался тем же менестрелем,

Шагающим по свету налегке.

Гудели печи смерти, не стихая.

Мой пепел ворошила кочерга.

Но, дымом восходя из труб Дахау

Живым я опускался на луга.

Смеясь над смертью — старой проституткой,

Я на траве плясал, как дождь грибной,

С волынкою, кизиловою дудкой,

С гармошкою трехрядной и губной.

Качаясь тяжко, черные от гари

По мне звонили все колокола,

Не зная, что, убитый в Бабьем Яре

Я выбрался сквозь мертвые тела.

Мне кое с кем хотелось расквитаться.

Не мог лежать я в пепле и золе.

Грешно в земле убитым оставаться,

Пока убийцы ходят по земле!

И я ищу, ищу не отдыхая,

Ищу я и при свете, и во мгле…

Трубите, трубы грозные Дахау,

Пока убийцы ходят по земле!

И вы из пепла мертвого восстаньте,

Укрытые расползшимся тряпьем,

Задушенные женщины и старцы,

Идем искать душителей, идем!

Восстаньте же, замученные дети,

Среди людей ищите нелюдей

И мантии судейские наденьте

От имени всех будущих детей!

От имени Земли и всех галактик,

От имени всех вдов и матерей

Я обвиняю! Кто я? Я голландец.

Я русский. Я француз. Поляк. Еврей.

Я человек — вот мой дворянский титул.

Я, может быть, легенда, может, быль.

Меня когда-то называли Тилем,

И до сих пор — я тот же самый Тиль.

И посреди двадцатого столетья

Я слышу — кто-то стонет и кричит.

Чем больше я живу на этом свете,

Тем больше пепла в сердце мне стучит!