Иван Александрович Гончаров
Биография
Биография писателя
Произведения
4 произведения
Сочинения
21 сочинение
«Творчество Гончарова во время кругосветного путешествия»
Сочинение
Желание увидеть дальние страны, на время покинуть петербургский свет не были единственными причинами, по которым Гончаров, не раздумывая, хотел отправиться в трудное и опасное путешествие. Тоска по вдохновенному творческому труду, сознание бесполезно гибнущих сил и способностей, стремление обогатить себя новыми впечатлениями, описать их в очерках — вот что было главной причиной того, что Гончаров решил отправиться в кругосветное путешествие на фрегате «Паллада».
Друзья начали хлопотать за Гончарова. Аполлон Майков поговорил «с кем следует», и разрешение было дано. В сознание друзей писателя никак не укладывалось, как это Гончаров, человек, привыкший к домашнему уюту, малоподвижный, прозванный в салоне Майковых де-Лень, вдруг отправляется в кругосветное путешествие. Но когда все было решено, начались сомнения и у Гончарова. «Куда это? Что я затеял?» И на лицах других мне страшно было читать эти вопросы. Участие пугало меня. Я с тоской смотрел, как пустела моя квартира, как из нее понесли мебель, письменный стол, покойное кресло, диван. Покинуть все это, променять на что?»
Это не были сомнения человека ленивого по натуре, флегматичного, не способного к решительным действиям… Ко времени, когда Гончаров собрался совершить кругосветное путешествие, ему было уже 40 лет. Многие из друзей говорили о нем, как о человеке со счастливой судьбой. А так ли это было? Правда, детские годы не были омрачены ничем. Дом — полная чаша. Мать и особенно Трегубов баловали, ни в чем не отказывали. Пансион Гончаров вспоминает тоже с удовольствием… Коммерческое училище… О нем и вспоминать не хочется.
Но зато были годы в университете. Потом служба. Чиновник департамента внешней торговли. Любимое деле — литература — не давало средств к существованию, Нужно было служить, отдавая литературной работы лишь свободное от службы время. Не сложилась семейная жизнь, к сорока годам Гончаров был по-прежнему одинок.
Не утихала боль тяжелой утраты — смерти матери, Авдотьи Матвеевны. «Ни о чем и ни о ком у меня мысль так не светла, как о ней», — писал Гончаров сестре. «Она была решительно умнее всех женщин, каких я знаю», — писал он брату. И вот предложение совершить кругосветное путешествие.
«Я полагаю, — писал Гончаров в одном из писем, — что если б я запасся всеми впечатлениями такого путешествия, то, может быть, прожил бы остаток жизни повеселее… Все удивились, что я мог решиться на такой дальний и опасный путь — я, такой ленивый, избалованный! Кто меня знает, тот не удивится этой решимости. Внезапные перемены составляют мой характер, я никогда не бываю одинаков двух недель сряду, а если наружно и кажусь постоянен и верен своим привычкам и склонностям, так это от неподвижности форм, в которых заключена моя жизнь…» Мысль об участии в кругосветном путешествии коренным образом меняла весь строй жизни Гончарова, вызывала страх перед бурями, морской болезнью, тропическим зноем. И понятны внутренняя борьба, колебания Гончарова. Даже окончательно свыкнувшись с мыслью о предстоящем путешествии, Гончаров думает в случае чего вернуться из Англии. Но выбор сделан. Цель путешествия для Гончарова ясна: разобраться в массе «великих впечатлений», которые ожидают его, и верно, «безо всякой лжи» поведать их читателям. Гончаров считал, что путешествие «без идеи» — только забава: «Да, путешествовать с наслаждением и пользой, — писал он в одном из первых своих очерков, позднее составивших объемистую двухтомную книгу, — значит пожить в стране и хоть немного слить свою жизнь с жизнью народа, который хочешь узнать; тут непременно проведешь параллель, которая и есть искомый результат путешествия. Это вглядывание, вдумывание в чужую жизнь, в жизнь ли целого народа или одного человека, отдельно, дает наблюдателю такой общечеловеческий и частный урок, какого ни в книгах, ни в каких школах не отыщешь».
9 сентября 1852 года было получено «высочайшее соизволение на командирование столоначальника департамента внешней торговли Министерства финансов коллежского асессора Гончарова к исправлению должности секретаря при адмирале Е. В. Путятине, отправляющемся на фрегате «Паллада» 1 в экспедицию для обозрения североамериканских колоний».
В конце сентября «Паллада» вышла на Кронштадтский рейд. Гончаров несколько раз ездит в Кронштадт, готовый отплыть, но ремонт фрегата еще не закончен — и отправление откладывалось. Гончаров знакомится с городом. Кронштадт живет напряженной жизнью военно-морского порта. На улицах и набережных редко можно встретить человека в штатском. С песнями проходят колонны моряков. На рейде стоят парусные суда, среди них фрегат «Паллада».
Интересна история фрегата. Построен он был в 1832 году на Охтинской верфи. Первым командиром «Паллады» был в будущем прославленный флотоводец — адмирал Павел Степанович Нахимов, тогда еще молодой офицер, показавший себя смелым, инициативным и решительным командиром.
Но вот последние приготовления к отплытию закончены. Гончаров стоял на палубе, с тоской смотрел на берег. Что ждет его впереди?
7 октября 1852 года фрегат «Паллада» вышел с Кронштадтского рейда в кругосветное путешествие. Первый этап плавания — от Кронштадта до берегов Англии — был для Гончарова особенно тяжелым. Это было «обручение» с морем. Поход по северным морям осенью, да еще на паруснике, был нелегким делом и для бывалых моряков. По роду своей службы на корабле Гончаров не общался с командой, но сочувствовал нелегкой участи матросов, которые часто рисковали жизнью в борьбе со стихией. В письмах к друзьям Гончаров рассказывал о тяжелых условиях жизни матросов, о жестокости и произволе офицеров.
Среди офицеров на «Палладе» были и прогрессивно настроенные, воспитанные на лучших традициях русского флота, культурные и гуманные люди. I? их числу принадлежали командир корабля И. С. Ункопский — замечательный моряк, воспитанник адмирала М. П. Лазарева, старший офицер корабля потомственный моряк И. И. Бутаков.
Особенным уважением Гончарова пользовались офицеры В. А. Римский-Корсаков (брат известного композитора) и К. Н. Посьет, отличавшийся широкой образованностью, гуманным отношением к подчиненным.
Описание нелегкой матросской службы, взаимоотношений матросов и офицеров — все это осталось в письмах Гончарова к друзьям. Ни одной строчки об этом цензура но разрешила бы напечатать. Поэтому так мало сказано о повседневной жизни матросов в гончаровских очерках. Но в том, что все-таки сказано в очерках о жизни «низших чинов», Гончаров подчеркивает трудолюбие, находчивость и удивительное спокойствие матросов. «Все отскакивает от этого спокойствия, — замечает писатель, — кроме одного ничем не сокрушимого стремления к своему долгу — к работе, г; смерти, если нужно».
Особенно тепло и проникновенно рассказывает Гончаров о Фадееве — трудолюбивом и находчивом матросе из крестьян. В нем все напоминает Гончарову о далекой и близкой сердцу России. «Он внес на чужие берега, — замечает Гончаров, — свой костромской элемент и не разбавил его ни каплей чужого».
Много лет спустя Гончаров рассказал Анатолию Федоровичу Кони — сыну друга своей молодости, известному судебному деятелю — несколько случаев из пребывания русских моряков за границей, не вошедших в очерки «Фрегат «Паллада». А. Ф. Кони вспоминает: «Живая наблюдательность искрилась в них; нежная любовь к русскому человеку и глубокое понимание его милых и оригинальных свойств проникали их. Особенно помнится мне его рассказ о наших матросиках, которые покатывались со смеху, указывая пальцами на голые колени двух неподвижно стоявших у одного из дворцов часовых в шотландском костюме, красных от гнева, но покорных дисциплине. «Что вы тут делаете, — спросил их Гончаров, — чему смеетесь?» — «Да ты посмотри, ваше благородие, королева-то им штаноз не дала!» Или другой рассказ о том, как в окрестностях Капштадта, подойдя к кучке матросов, что-то любопытно разглядывавших, он увидел на ладони одного из них огромного скорпиона, тщетно силившегося пробить ядовитым хвостом толстый, сплошной мозоль на ладони руки, привыкшей лазить по вантам. «Что ты? брось! брось! — воскликнул Гончаров. — Он тебя до смерти укусит!» — «Укусит? — недоверчиво спросил матрос, презрительно скосив глаза на скорпиона. — Этакая-то сволочь?! Тьфу!» —и он бросил скорпиона на землю и раздавил его необутой для прохлады ногой».
Жизнь на фрегате, этом «уголке России», текла размеренно и неторопливо. «В этом спокойствии, уединении от целого мира, в тепле и сиянии, фрегат принимает вид какой-то отдаленной степной русской деревни, — писал Гончаров. — Встанешь утром, ршкуда нз спеша, с полным равновесием в силах души, с отличным здоровьем, со свежей головой и аппетитом, выльешь иа себя несколько ведер воды прямо из океана и гуляешь, пьешь чай, потом сядешь за работу. Солнце уже высоко, жар палит: в деревне вы не пойдете в этот час ни рожь посмотреть, ни на гумно. Вы сидите под защитой маркизеи на балконе, и все прячется иод кров, даже птицы, только стрекозы отважно реют над колосьями. И мы прячемся под растянутым тентом, отворив настежь окна и двери кают. Ветерок чуть-чуть веет, ласково освежая лицо и открытую грудь. Матросы уже отобедали (они обедают рано, до полудни, как и в деревне, после утренних работ) и группами сидят или лежат между пушек. Иные шьют белье, платье, сапоги, тихо мурлыча песенку; с бака слышатся удары молотка по наковальне. Петухи поют и далеко разносятся их голос среди ясной тишины и безмятежности. Слышатся еще какие-то фантастические звуки, как будто отдаленный, едва уловимый ухом звон колоколов… Чуткое воображение, полное грез и ожиданий, создает среди безмолвия эти звуки, а на фоне синевы небес какие-то отдаленные образы…»
Русские моряки, где бы ни были, всегда помнили о Родине, ее обычаях и праздниках, ее песнях. Когда пришла масленица, фрегат находился в Атлантике. Стояла жаркая погода. Вспомнив обычай катания на льду,.стали ездить друг на друге. «Глядя, как забавляются, катаясь друг на друге, и молодые, и усачи с проседью,— замечает Гончаров, — расхохочешься этому естественному, национальному дурачеству: это лучше льняной бороды Нептуна и осыпанных мукой лиц…» Часто вечерами, под синим и ясным, но чужим небом звучала грустная, протяжная русская песня. В этой песне были и тоска по России, по дому, и неудовлетворенность поющих матросов своей тяжелой и бесправной жизнью.
За два с половиной года кругосветного путешествия фрегат посетил многие страны Европы и Азии. На парусном судне, устаревшем и отслужившем свой срок, прошел моря и океаны, испытал все тяготы кругосветного путешествия вместе со всем экипажем фрегата и Иван Александрович Гончаров. О том, что он видел, писатель рассказал в очерках, которые назвал так же, как назывался корабль, на котором он плыл — «Фрегат «Паллада».
Друзья начали хлопотать за Гончарова. Аполлон Майков поговорил «с кем следует», и разрешение было дано. В сознание друзей писателя никак не укладывалось, как это Гончаров, человек, привыкший к домашнему уюту, малоподвижный, прозванный в салоне Майковых де-Лень, вдруг отправляется в кругосветное путешествие. Но когда все было решено, начались сомнения и у Гончарова. «Куда это? Что я затеял?» И на лицах других мне страшно было читать эти вопросы. Участие пугало меня. Я с тоской смотрел, как пустела моя квартира, как из нее понесли мебель, письменный стол, покойное кресло, диван. Покинуть все это, променять на что?»
Это не были сомнения человека ленивого по натуре, флегматичного, не способного к решительным действиям… Ко времени, когда Гончаров собрался совершить кругосветное путешествие, ему было уже 40 лет. Многие из друзей говорили о нем, как о человеке со счастливой судьбой. А так ли это было? Правда, детские годы не были омрачены ничем. Дом — полная чаша. Мать и особенно Трегубов баловали, ни в чем не отказывали. Пансион Гончаров вспоминает тоже с удовольствием… Коммерческое училище… О нем и вспоминать не хочется.
Но зато были годы в университете. Потом служба. Чиновник департамента внешней торговли. Любимое деле — литература — не давало средств к существованию, Нужно было служить, отдавая литературной работы лишь свободное от службы время. Не сложилась семейная жизнь, к сорока годам Гончаров был по-прежнему одинок.
Не утихала боль тяжелой утраты — смерти матери, Авдотьи Матвеевны. «Ни о чем и ни о ком у меня мысль так не светла, как о ней», — писал Гончаров сестре. «Она была решительно умнее всех женщин, каких я знаю», — писал он брату. И вот предложение совершить кругосветное путешествие.
«Я полагаю, — писал Гончаров в одном из писем, — что если б я запасся всеми впечатлениями такого путешествия, то, может быть, прожил бы остаток жизни повеселее… Все удивились, что я мог решиться на такой дальний и опасный путь — я, такой ленивый, избалованный! Кто меня знает, тот не удивится этой решимости. Внезапные перемены составляют мой характер, я никогда не бываю одинаков двух недель сряду, а если наружно и кажусь постоянен и верен своим привычкам и склонностям, так это от неподвижности форм, в которых заключена моя жизнь…» Мысль об участии в кругосветном путешествии коренным образом меняла весь строй жизни Гончарова, вызывала страх перед бурями, морской болезнью, тропическим зноем. И понятны внутренняя борьба, колебания Гончарова. Даже окончательно свыкнувшись с мыслью о предстоящем путешествии, Гончаров думает в случае чего вернуться из Англии. Но выбор сделан. Цель путешествия для Гончарова ясна: разобраться в массе «великих впечатлений», которые ожидают его, и верно, «безо всякой лжи» поведать их читателям. Гончаров считал, что путешествие «без идеи» — только забава: «Да, путешествовать с наслаждением и пользой, — писал он в одном из первых своих очерков, позднее составивших объемистую двухтомную книгу, — значит пожить в стране и хоть немного слить свою жизнь с жизнью народа, который хочешь узнать; тут непременно проведешь параллель, которая и есть искомый результат путешествия. Это вглядывание, вдумывание в чужую жизнь, в жизнь ли целого народа или одного человека, отдельно, дает наблюдателю такой общечеловеческий и частный урок, какого ни в книгах, ни в каких школах не отыщешь».
9 сентября 1852 года было получено «высочайшее соизволение на командирование столоначальника департамента внешней торговли Министерства финансов коллежского асессора Гончарова к исправлению должности секретаря при адмирале Е. В. Путятине, отправляющемся на фрегате «Паллада» 1 в экспедицию для обозрения североамериканских колоний».
В конце сентября «Паллада» вышла на Кронштадтский рейд. Гончаров несколько раз ездит в Кронштадт, готовый отплыть, но ремонт фрегата еще не закончен — и отправление откладывалось. Гончаров знакомится с городом. Кронштадт живет напряженной жизнью военно-морского порта. На улицах и набережных редко можно встретить человека в штатском. С песнями проходят колонны моряков. На рейде стоят парусные суда, среди них фрегат «Паллада».
Интересна история фрегата. Построен он был в 1832 году на Охтинской верфи. Первым командиром «Паллады» был в будущем прославленный флотоводец — адмирал Павел Степанович Нахимов, тогда еще молодой офицер, показавший себя смелым, инициативным и решительным командиром.
Но вот последние приготовления к отплытию закончены. Гончаров стоял на палубе, с тоской смотрел на берег. Что ждет его впереди?
7 октября 1852 года фрегат «Паллада» вышел с Кронштадтского рейда в кругосветное путешествие. Первый этап плавания — от Кронштадта до берегов Англии — был для Гончарова особенно тяжелым. Это было «обручение» с морем. Поход по северным морям осенью, да еще на паруснике, был нелегким делом и для бывалых моряков. По роду своей службы на корабле Гончаров не общался с командой, но сочувствовал нелегкой участи матросов, которые часто рисковали жизнью в борьбе со стихией. В письмах к друзьям Гончаров рассказывал о тяжелых условиях жизни матросов, о жестокости и произволе офицеров.
Среди офицеров на «Палладе» были и прогрессивно настроенные, воспитанные на лучших традициях русского флота, культурные и гуманные люди. I? их числу принадлежали командир корабля И. С. Ункопский — замечательный моряк, воспитанник адмирала М. П. Лазарева, старший офицер корабля потомственный моряк И. И. Бутаков.
Особенным уважением Гончарова пользовались офицеры В. А. Римский-Корсаков (брат известного композитора) и К. Н. Посьет, отличавшийся широкой образованностью, гуманным отношением к подчиненным.
Описание нелегкой матросской службы, взаимоотношений матросов и офицеров — все это осталось в письмах Гончарова к друзьям. Ни одной строчки об этом цензура но разрешила бы напечатать. Поэтому так мало сказано о повседневной жизни матросов в гончаровских очерках. Но в том, что все-таки сказано в очерках о жизни «низших чинов», Гончаров подчеркивает трудолюбие, находчивость и удивительное спокойствие матросов. «Все отскакивает от этого спокойствия, — замечает писатель, — кроме одного ничем не сокрушимого стремления к своему долгу — к работе, г; смерти, если нужно».
Особенно тепло и проникновенно рассказывает Гончаров о Фадееве — трудолюбивом и находчивом матросе из крестьян. В нем все напоминает Гончарову о далекой и близкой сердцу России. «Он внес на чужие берега, — замечает Гончаров, — свой костромской элемент и не разбавил его ни каплей чужого».
Много лет спустя Гончаров рассказал Анатолию Федоровичу Кони — сыну друга своей молодости, известному судебному деятелю — несколько случаев из пребывания русских моряков за границей, не вошедших в очерки «Фрегат «Паллада». А. Ф. Кони вспоминает: «Живая наблюдательность искрилась в них; нежная любовь к русскому человеку и глубокое понимание его милых и оригинальных свойств проникали их. Особенно помнится мне его рассказ о наших матросиках, которые покатывались со смеху, указывая пальцами на голые колени двух неподвижно стоявших у одного из дворцов часовых в шотландском костюме, красных от гнева, но покорных дисциплине. «Что вы тут делаете, — спросил их Гончаров, — чему смеетесь?» — «Да ты посмотри, ваше благородие, королева-то им штаноз не дала!» Или другой рассказ о том, как в окрестностях Капштадта, подойдя к кучке матросов, что-то любопытно разглядывавших, он увидел на ладони одного из них огромного скорпиона, тщетно силившегося пробить ядовитым хвостом толстый, сплошной мозоль на ладони руки, привыкшей лазить по вантам. «Что ты? брось! брось! — воскликнул Гончаров. — Он тебя до смерти укусит!» — «Укусит? — недоверчиво спросил матрос, презрительно скосив глаза на скорпиона. — Этакая-то сволочь?! Тьфу!» —и он бросил скорпиона на землю и раздавил его необутой для прохлады ногой».
Жизнь на фрегате, этом «уголке России», текла размеренно и неторопливо. «В этом спокойствии, уединении от целого мира, в тепле и сиянии, фрегат принимает вид какой-то отдаленной степной русской деревни, — писал Гончаров. — Встанешь утром, ршкуда нз спеша, с полным равновесием в силах души, с отличным здоровьем, со свежей головой и аппетитом, выльешь иа себя несколько ведер воды прямо из океана и гуляешь, пьешь чай, потом сядешь за работу. Солнце уже высоко, жар палит: в деревне вы не пойдете в этот час ни рожь посмотреть, ни на гумно. Вы сидите под защитой маркизеи на балконе, и все прячется иод кров, даже птицы, только стрекозы отважно реют над колосьями. И мы прячемся под растянутым тентом, отворив настежь окна и двери кают. Ветерок чуть-чуть веет, ласково освежая лицо и открытую грудь. Матросы уже отобедали (они обедают рано, до полудни, как и в деревне, после утренних работ) и группами сидят или лежат между пушек. Иные шьют белье, платье, сапоги, тихо мурлыча песенку; с бака слышатся удары молотка по наковальне. Петухи поют и далеко разносятся их голос среди ясной тишины и безмятежности. Слышатся еще какие-то фантастические звуки, как будто отдаленный, едва уловимый ухом звон колоколов… Чуткое воображение, полное грез и ожиданий, создает среди безмолвия эти звуки, а на фоне синевы небес какие-то отдаленные образы…»
Русские моряки, где бы ни были, всегда помнили о Родине, ее обычаях и праздниках, ее песнях. Когда пришла масленица, фрегат находился в Атлантике. Стояла жаркая погода. Вспомнив обычай катания на льду,.стали ездить друг на друге. «Глядя, как забавляются, катаясь друг на друге, и молодые, и усачи с проседью,— замечает Гончаров, — расхохочешься этому естественному, национальному дурачеству: это лучше льняной бороды Нептуна и осыпанных мукой лиц…» Часто вечерами, под синим и ясным, но чужим небом звучала грустная, протяжная русская песня. В этой песне были и тоска по России, по дому, и неудовлетворенность поющих матросов своей тяжелой и бесправной жизнью.
За два с половиной года кругосветного путешествия фрегат посетил многие страны Европы и Азии. На парусном судне, устаревшем и отслужившем свой срок, прошел моря и океаны, испытал все тяготы кругосветного путешествия вместе со всем экипажем фрегата и Иван Александрович Гончаров. О том, что он видел, писатель рассказал в очерках, которые назвал так же, как назывался корабль, на котором он плыл — «Фрегат «Паллада».